Желнов: Андрей, вчера была инаугурация, на которой ты тоже был, о которой сегодня написал заметку в «Коммерсант». И твоя первая заметка, насколько я помню, о Путине, — это как раз его первая инаугурация 18 лет назад, тоже седьмого мая. Вот версия 4:0, Путин 4:0, или 5:0, кому как удобнее, можно сказать 5:0, как он изменился, как ты считаешь, наблюдая за ним уже долго и наблюдая за ним вчера, и наблюдая до вчерашнего дня.
Колесников: Не знаю, как вы, я считаю, что после лет пяти-семи человек не в состоянии измениться, вообще говоря. Могут быть какие-то косметические перемены в нем самом, которые он сам себе может устроить, грубо говоря.
Желнов: Косметические, это какие? Опасная оговорка.
Колесников: Такие, косметические. Это не оговорка вообще. А серьезных, радикальных, глубинных перемен в человеке, тем более, в таком возрасте, в котором уже, так сказать, мы его застали, когда познакомились, когда писали книжку «От первого лица», вместе с Натальей Геворкян и с Натальей Тимаковой, уже быть, конечно, в человеке, по моим представлениям, не может. За это время Владимир Владимирович Путин, пожалуй, по моим представлениям, стал, может быть, как-то более спокойно, а точнее будет сказать, более безразлично относиться к журналистскому творчеству. Может быть, это назвать можно великодушнее стал, а на самом деле просто ему совсем уж не до нас. Это из таких, более-менее личных наблюдений.
В остальном вот все, что он говорил нам тогда, в начале 2000 года, во время избирательной кампании, которая бурная тогда была, и что вошло в книжку «От первого лица», вот он все это с тех пор последовательно воплощал и продолжает воплощать в жизнь. И он там оговорился, кстати, что ему очень нравится идея монархии, потому что монарх никому ничего не должен и может не думать о предвыборной кампании все время. И вот в этом смысле ситуация вчера немного поменялась, по сравнению с тем, конечно, что было раньше, потому что вот теперь Владимир Владимирович Путин действительно в состоянии такого полноценного монарха, на самом деле, находится, потому что ему не грозит следующая избирательная кампания, он действительно может не думать об этом и посвятить себя всего труду на благо своего народа, теоретически. Вот в этом перемена его участи, может быть, да, состоит.
Желнов: Он себя психологически, как ты считаешь, монархом за все эти восемнадцать лет стал ощущать? Вот именно то, как он выстраивает свое общение…
Колесников: Не знаю, мне трудно об этом судить. Мне кажется, что нет, если коротко.
Колесников: Ну, вспомните, с чего начиналась вообще его президентская история? Она начиналась с Чечни, с Дагестана, тогда он, пожалуй, был в каких-то вещах гораздо авторитарнее, чем сейчас, конечно. Вы вспомните эти стеклянные глаза, когда слово «Чечня», при нем произносится… Я помню, что как только я попал, по некоторому недоразумению, как и все присутствующие здесь, в «кремлевский пул» впервые, после книжки, после того, как было, казалось бы, какое-то общение, в меру местами доверительное, я попал в «кремлевский пул», где все очень далеко от Владимира Путина все мы, но иногда происходили встречи, которых сейчас нет, то, что называется off the record, что называется, для понимания, их сейчас, на мой взгляд, не хватает…
Желнов: Их совсем отменили.
25 апреля в Екатерининском зале Кремля президент России Владимир Путин наградил медалью Героя Труда пятерых соотечественников. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников выяснил у одного из лауреатов, режиссера Марка Захарова, все ли из того, о чем он мечтал, теперь у него есть.
<...> — Сорок с лишним лет я руковожу театром «Ленком»,— рассказал Марк Захаров , которому устроили бешеную овацию с криками «браво!» вторые-третьи ряды в Екатерининском зале: актеров из театра можно было приглашать почти неограниченно.— И за 40 лет у нас не было никаких чрезвычайных происшествий! Мы жили дружно, весело, интенсивно и временами талантливо…
Было полное впечатление, что театр закрывается.
— Очень бы хотел,— продолжал Марк Захаров ,— поблагодарить тех людей, которых не видно, которые за кулисами…
Я подумал, опять достанется Владимиру Путину и, может быть, Алексею Дюмину.
— Это художественная… машинная такая компания, которая нигде не обучается… Она обучается сама по себе, и они становятся выдающимися художниками по свету, по звуку, по электронике,— добавил Марк Захаров .— Это самое дорогое и прекрасное, что есть в нашем коллективе.
Буквально через минуту, когда разнесли бокалы с шампанским, я уже слышал, как Марк Захаров отчего-то оправдывался перед Владимиром Путиным:
— Неправильно меня поняли!.. Я не это имел в виду… Не чрезвычайные происшествия… А турбулентность!..
Владимир Путин, по-моему, и сейчас не понимал, но, рассеянно улыбаясь, соглашался.
Потом он отошел к другим лауреатам, а Марк Захаров подошел к Герою Труда Галине Волчек:
— А помнишь, как мы поступали в театральный?..
Они, не обращая ни на кого внимания в этой толчее, теперь вспоминали, как хотели поступить в одно училище на один курс.
— Да…— мечтательно вздыхал Марк Захаров .— Слава богу, что отвлекся…
Я спросил Марка Захарова :
— Скажите, сегодняшняя награда… Это было все, чего вам еще недостает в жизни? Или есть еще что-то?
Он, по-моему, честно задумался.
— Нет,— наконец ответил он.— Не все. Еще здоровья не хватает. А наград даже слишком много.
То есть за время этого ответа мне не удалось подобраться к нему хоть чуть-чуть ближе.
К Марку Захарову и Галине Волчек подошел мэр Москвы Сергей Собянин, и Галина Волчек стала спрашивать его что-то про театр на Чистых прудах, реконструкция которого заканчивается, и мэр попросил ее, чтобы она приберегла контрамарку на открытие, потому что он все равно придет, даже если к назначенному сроку не успеют достроить. Он же понимал, что только поэтому и успеют.
Марк Захаров долго слушал, стоя рядом, прежде чем произнести, обратившись к Сергею Собянину и даже потупив глаза:
— Сергей Семенович, когда все будет сделано в Москве, совсем все, то плиточку у нас перед театром надо бы укрепить… <...>
