Край Вотский (из книги «История Земли Вятской»). История вятской земли Древние жители вятки

А.А. Марков

Как известно, первое упоминание Вятки в русских летописях относится к 1374 г.: «В лето 6882 (1374) идоша на низ рекою Вяткою ушкунцы разбойници, 90 ушкуев, и пограбиша Вятку, и шедше взяша Болгары… и оттуда разделишася на двое: 50 ушкуев поидоша на низ по Волзе к Сараю, а 40 ушкуев поидоша вверх по Волзе, и дошедше Обухова, пограбиша все Засурье и Маркваш и перешед за Волгу суды все изсекоша, а сами поидоша к Вятке на конех, и много сел по Ветлузе идуще пограбиша» 1 . Это известие принято приводить вне связи с другими событиями 2-й половины XIV в., в результате чего из части общерусской истории оно приобретает узкорегиональное значение. На самом же деле поход 1374 г. следует рассматривать, как один из этапов почти трёхвековой борьбы владимиро-суздальских князей за присоединение Великого Новгорода к Залесской (Низовской) Руси. Начатая Андреем Боголюбским в XII в., она была завершена Иваном III в 1478 г.

В 1360 г. с похода новгородских ушкуйников на г. Жукотин начался новый этап этой борьбы. Толчком к очередному обострению отношений между Великим Новгородом и Владимиро-Суздальской Русью стала смута, разразившаяся в Золотой Орде после убийства хана Джанибека, когда за двадцать лет (1360–1380) сменилось более 25 ханов, в том числе в 1360–1361 гг. сразу пять ханов 2 . Неудивительно, что в результате всей этой чехарды в ханской ставке, на окраинах Золотой Орды, в том числе в Среднем Поволжье и Прикамье, образуется вакуум власти. Этим и попытался воспользоваться Великий Новгород: «…Ушкуйничество было попыткой путём походов в Среднее Поволжье и Нижнее Прикамье расширить территорию новгородских волостей, т. е. территорию, которую новгородцы грабили и собирали дань» 3 .

О том, что ушкуйники не просто шли «за зипунами», а стремились закрепиться в этом регионе, свидетельствуют события уже первого похода 1360 г. Ограбленные жукотинцы пожаловались хану Хидарю и тот послал к тогдашнему Великому князю Дмитрию Константиновичу требование наказать ушкуйников. По этому поводу состоялся съезд князей в Костроме, ушкуйники были схвачены и выданы хану 4 . Все эти пересылки требовали времени и, следовательно, ушкуйники не вернулись в Новгород, а остались в Поволжье. На новгородской земле князья вряд ли могли задержать их без долгих препирательств с Новгородом, что нашло бы отражение в летописи. Да и вряд ли новгородцы выдали бы своих на расправу хану. Всё окончилось бы выплатой выкупа. Этим – попыткой ушкуйников закрепиться в Среднем Поволжье и Прикамье – и объясняются активные действия против них русских князей, не собиравшихся терпеть чужих даньщиков на землях, на которые они сами претендовали. В дальнейшем Дмитрий Донской действует против новгородских ушкуйников уже без всякой санкции золотоордынских ханов 5 . По тому же сценарию развивались события и в Волжской Булгарии. Если поход 1370 г. проходил с санкции хана Мамая, то в 1376 г. Дмитрий Донской и его тесть Дмитрий Константинович Суздальский действовали уже самостоятельно, сажая в Булгарии своих даньщиков и таможенных сборщиков 6 .

В борьбе за торговые пути по Волге и Каме, за сбор дани среди местных племён в этот период столкнулись три силы – золотоордынские ханы, не желавшие упускать столь лакомый кусок, Великий Новгород и суздальско-нижегородский князь, за спиной которого стояла набирающая силу Москва. Натиск новгородских ушкуйников 60–70-х годов XIV в. в Поволжье и Прикамье вовсе не был «частным» предприятием молодецкой вольницы, а целенаправленной политикой по расширению земель, подконтрольных Великому Новгороду. Что же касается уверений новгородских господ о своей непричастности к ним, то разве не то же самое говорила испанским послам Елизавета Английская о пиратском рейде Ф. Дрейка в испанские колонии Нового Света?

Но Великий Новгород вскоре был вынужден уступить более сильным противникам. Поход 1409 г. Анфала из Пермского Прикамья был последней попыткой новгородцев вмешаться в борьбу за этот регион 7 . Москва и Орда продолжали борьбу до середины XVI в., когда при Иване Грозном в сражении на Молодях (1572 г.) спор окончательно решился в пользу Москвы 8 .

Походы ушкуйников ставили своей целью не только установление контроля за новой территорией, но и как все феодальные войны этого периода, они ставили целью и экономический подрыв сил противника путём разорения его земель, сожжения городов и сёл, увода в полон жителей. Отличие было разве что в том, что ушкуйники предпочли продавать русский полон татарам 9 , а владимиро-суздальские князья предпочитали расселять полон в своих владениях. В 1471 г. Иван III даже запретил захватывать полон татарам, участвовавшим в походе: «Русские люди из их рук легко переходили на восточные работорговые рынки» 10 . Складывавшемуся на Москве помещичьему хозяйству требовались рабочие руки. Погромы же русских городов Костромы, Нижнего Новгорода, Вятки и других были вовсе не случайным проявлением разбойничьей удали новгородских молодцов, а целенаправленной попыткой подорвать экономику Владимиро-Суздальской Руси. Восточные купцы вполне могли компенсировать прекращение волжской торговли активизацией торговли на Черном море, с той же Кафой; Новгород – активизацией древнего Днепровского пути «из варяг в греки», контролируемого в то время Литвой. Для Владимиро-Суздальской земли и особенно Суздальско-Нижегородского княжества прекращение Волжского торгового пути из-за разбоя ушкуйников привело бы к непоправимому ущербу.

В этой связи и следует рассматривать поход ушкуйников 1374 г. В свете же летописных известий традиционная версия об основании Вятки ушкуйниками из Великого Новгорода не выдерживает никакой критики. Даже такой сторонник этой гипотезы, как А.В. Эммаусский, признавал абсурдность того, что новгородцы-ушкуйники, основавшие Вятку в 1374 г., могли в 1379 г. избивать своих же соотечественников в Арской земле 11 . «В лето 6887 (1379) Вятчане ходиша ратию в Арскую землю, и избиша разбойников ушкуйников, и воеводу их Рязана изымавше убиша» 12 . Действительно, получается – «свои своих не познаша».

Неоспоримым фактом является и то, что Новгород Великий, ревниво оберегавший свои «отчины и дедины» и упрямо отказывавший в независимости «молодшему брату» Пскову, никогда не предъявлял своих прав на Вятку, признавая её «отчиной» Великого князя 13 . Тогда как суздальско-нижегородские князья, даже полвека спустя после присоединения их княжества к Москве, отстаивали свои права на отчину их и дедину – Вятку 14 .

Таким образом, если первые русские поселенцы на Вятке и были выходцами из Новгорода, то из Новгорода Нижнего, а не Великого. Появление первых поселенцев связано с колонизационным движением из Владимирской Руси в Заволжье, усилившегося по мере ослабления Волжской Булгарии, в результате чего русским князьям удалось закрепиться в месте слияния Волги и Оки, основав там г. Нижний Новгород, ставший базой дальнейшей колонизации края русским населением. Главную роль в этом процессе играли суздальско-нижегородские князья, вовсе не случайно считавшие их, в том числе Вятку, своей «отчиной и дединой». Нижегородский историк В.П. Макарихин полагает, что причиной этой активности было стремление закрепиться на землях, не охваченных татарским «числом», с которых не требовалось даней-выхода, и, следовательно, весь доход с них шёл непосредственно в княжескую казну. Князья специально поощряли переселение крестьян в этот регион. Людей притягивала в эти края в то время большая безопасность от татарских набегов. Этими переселенцами и была основана древняя Вятка, ограбленная в 1374 г. новгородскими ушкуйниками, разорённая ими, как и другие города Владимиро-Суздальской Руси.

Но что же стало с отрядом ушкуйников, ушедших на Вятку, которых считают её основателями? Для ответа на этот вопрос стоит внимательно присмотреться к известию 1379 г. о походе вятчан против ушкуйников в Арскую землю. Исследователи считают, что ушкуйники пришли туда в 1379 г. и, следовательно, был поход 1379 г., оставшийся неизвестным летописцам 15 . Но авторы летописей не знают об этом походе, скорее всего, по простой причине – его не было. В 1379 г. вятчане избили в Арской земле тех самых ушкуйников, что разорили их город в 1374 г. Ушкуйники, после разгрома Засурья и Маркваша и из-за наступившего ледостава, изрубили свои суда и на конях, зимним путём по рекам Ветлуге, Вае и Пижме вышли на Вятку, откуда по весне спустились в Арскую землю, где и попытались закрепиться, контролируя торговые пути по Вятке, Каме и собирая дань с окрестных племён. С целью ликвидации этого форпоста Великого Новгорода в Прикамье и был совершён вятчанами поход 1379 г.

Так что гипотеза об основании Вятки новгородскими ушкуйниками в 1374 г. явно не вписывается в исторический контекст эпохи. Избиение новгородцев новгородцами на Вятке в 1374 г., а затем в Арской земле в 1379 г. имело бы смысл, если бы Вятка хотела отделиться от Новгорода, как это было на Двине в 1397–1398 гг. 16 Но Новгород, как сказано выше, никогда не претендовал на Вятку. Другое дело, если бы Вятка входила в состав Суздальско-Новгородского княжества. Тогда её разорение вполне вписывается в череду погромов городов Владимиро-Суздальской Руси, а поход вятчан в Арскую землю – в ответные действия великих князей владимирских Дмитрия Суздальского и Дмитрия Донского на ушкуйнические набеги, например, поимка ушкуйников, совершивших поход на Жукотин в 1360 г.

Изначальное заселение Вятки из Владимиро-Суздальской Руси проясняет и происхождение самого названия Вятка. Первые русские поселенцы встретили на берегах новой для них реки удмуртское племя ватка (ватмурт) 17 , название которого восходит скорее всего к удмуртскому вад – бобр 18 . То есть, ватмурт – человек – бобр, а река Ватка – бобровая река. По-видимому, тотемом небольшого удмуртского рода, обитавшего в месте впадения р. Пижмы в Вятку, где возникли первые поселения русских, был бобр. Отсюда и название реки и рода. К этому же корню, скорее всего, восходит и название племени водь.

Русские поселенцы, выходцы из Владимирско-Суздальской Руси, переделали непривычное для своего уха слово ватка в более привычное вятка по созвучию с обитавшим на Оке племенем вятичей. Разумеется, речь не идёт о переселении на Вятку племени вятичей, как иногда слишком прямолинейно трактуют эту гипотезу 19 . На Вятку, как и в Заволжье, переселялось русское население Владимиро-Суздальской Руси, возникшее от слияния славянских племён кривичей (носителей акающих говоров, что является до сих пор характерной особенностью других потомков кривичей – белорусов 20) и вятичей (носителей окающих говоров) с большой примесью выходцев из Южной Руси и при участии финно-угорского племени мери. Этот-то конгломерат, сложившийся в междуречье Оки и Волги, и двинулся в XIII в. на освоение Заволжья, расселяясь на берегах Суры, Ветлуги и Вятки.

Различие в написании вятичи и вятчане легко объяснимо. Вятичи – название племени, образованное от имени родоначальника Вятко, при помощи отчествообразующего суффикса – ичи –, а вятчане – название жителей региона, образованное от названия реки при помощи суффикса – ане (аналогично двиняне, устюжане, галичане и т. д.). Таким образом, происхождение названий Вятка, вятчане связано с адаптацией русскими поселенцами из волжско-окского междуречья, среди которых были и потомки вятичей с р. Оки, непривычного для них удмуртского вадка = вад (бобёр) + гуа (жилище) = жилище рода бобра (аналогично – учка – жилище рода соловья) 21 .
Большую древность «вятической» теории перед «новгородской» признавал и А.С. Верещагин, указавший и на первую её фиксацию в Хронике Матвея Стрыйковского (1582) 22 , известие которого можно понимать и как указание, что волжане и вятчане происходят от потомков вятичей, живших на р. Оке.

Интересно, что доказательство владимиро-суздальского, а не новгородского происхождения Вятки содержит и сама «библия» сторонников «новгородской» версии – «Повесть о стране Вятской» (Вятский летописец). Это сказание об участии в основании Вятки новгородцев, захвативших марийский (черемисский) г. Кокшаров, названный по имени реки Кокшары. Но в Котельниче нет р. Кокшары. Зато в Республике Марий Эл есть две реки – Большая и Малая Кокшаги и г. Кокшайск. Через верховья Малой Кокшаги можно выйти на Ярань, а оттуда на р. Пижму, где выявлены русские памятники XII–XIV вв., в частности, Пижемское городище 23 .

Автор «Повести о стране Вятской» просто отождествил (совершенно неправильно) Кокшаров и Котельнич. Впрочем, Котельничу в этом отношении везёт: в своё время его отождествили с Котельничем Южным, сразу состарив на пару веков.

В этой связи возникает гипотеза о местонахождении Древней Вятки не на месте современного г. Кирова, а на месте Пижемского городища. Тогда бы снялось одно противоречие в известии о походе ушкуйников в 1374 г.: «…Подоша на низ рекою Вяткою ушкунцы разбойницы, 90 ушкуев, и пограбиша Вятку» 24 . Но если новгородцы шли на Вятку традиционным путём по Моломе, то, чтобы пограбить Вятку, им следовало бы плыть вверх по р. Вятке, а не вниз. Да и зачем им было терять время и силы, выгребая против течения вверх по Вятке, а затем вверх по р. Чепце, волочить суда в Каму, если они быстрее и легче могли попасть на Каму, спустившись вниз по течению р. Вятки. Но в этом случае г. Вятка должен был находиться вниз по течению от устья р. Моломы, а не вверх. Это могло быть только в том случае, если Древняя Вятка находилась на месте Пижемского городища, а не современного г. Кирова.

В 1391 г. Древняя Вятка была разорена царевичем Бектутом по приказу хана Тохтамыша 25 . После чего столица Вятской земли была перенесена в г. Хлынов, повторив в этом судьбу г. Рязани, запустевшей после Батыева нашествия, вследствии чего столица была перенесена в г. Переяславль (Рязанский). На возможность нахождения Древней Вятки на Пижме свидетельствуют и археологические находки, позволившие выделить три обособленных района расселения русских на р. Вятке: в устье Чепцы с центром в Никулицыне, в устье Моломы с центром в Котельниче и в устье Пижмы с центром в Пижемском городище 26 . Но традиционно на Вятке выделяют три древних центра – Котельнич, Никулицын и Вятка. Если Древняя Вятка находилась на месте Хлынова – Вятки – Кирова, то получается – в Никулицкой волости два центра, в Пижемской – ни одного. Эта гипотеза объясняет и двойственность в наименовании Хлынова – Вятки в ряде документов XIV–XV вв. Переяславль (Рязанский) также после переноса в него центра княжества стал именоваться не Переяславлем, а Рязанью. Положение осложнялось и тем, что вся Вятская земля часто называлась просто Вяткой, подобно тому, как Двинская земля Двиной – по названию реки. Но всё же предположение, что Древняя Вятка была на месте Пижемского городища, пока лишь гипотеза, требующая дальнейшего доказательства или опровержения.

Что же до основания Древней Вятки новгородскими ушкуйниками в 1374 г., то эта гипотеза не подтверждается никакими летописями и актовыми материалами, и единственным её обоснованием является «Повесть о стране Вятской» (Вятский летописец). Но даже такой сторонник «новгородского» происхождения Вятки, как А.С. Верещагин, признавал её позднее происхождение и баснословность многих её известий 27 . Освоение Вятки шло из Владимиро-Суздальской Руси, из Поволжья по Ветлуге и Кокшаге. Если Вятку и основали новгородцы, то это были жители Нижнего Новгорода, а не Великого. Что касается новгородских ушкуйников, то их вклад в вятскую историю заключается в том, что, пограбив в 1374 г. Вятку, они тем самым впервые вписали её в русскую историю.

Примечания

1. Сказания русских летописцев о Вятке // Тр. ВУАК. – 1905. Вып. 1. С. 51–52.
2. Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и её падение. – М.; Л., 1950. С. 272.
3. Бернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. – М.; Л., 1961. С. 47.
4. Там же. С. 39–40.
5. Там же. С. 50.
6. Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. – М., 1960. С. 397.
7. Бернадский В.Н. Указ. соч. С. 45.
8. Скрынников Р.Г. Трагедия Новгорода. – М., 1994. С. 132–133.
9. Бернадский В.Н. Указ. соч. С. 45.
10. Алексеев Ю.Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. – Л., 1991. С. 66.
11. Эммаусский А.В. К вопросу о времени основания г. Вятки (Кирова). – Киров, 2000. С. 23–24.
12. Сказания русских летописцев…С. 53.
13. Эммаусский А.В. Указ. соч. С. 26.
14. Черепнин Л.В. Указ. соч. С. 787.
15. Бернадский В.Н. Указ. соч. С. 44.
16. Алексеев Ю.Г. Указ. соч. С. 16–17.
17. Сыркина И.А., Касимова Д.В. Загадки незагадочного народа. – Глазов, 1994. С. 18.
18. Макаров Л.Д. Возникновение и первоначальное развитие города // ЭЗВ: В 10. – Киров, 1994. Т. 1: Города. С. 17.
19. Верещагин А.С. Из истории древнерусской Вятки. – Вятка, 1905. 55 с.
20. Трубачёв О.Н. В поисках единства. – М., 1997. С. 80.
21. Краткий топонимический словарь / Сост. Д.М. Захаров. – Киров, 1988. С. 60. Машинопись.
22. Верещагин А.С. Указ. соч. С. 2.
23. Макаров Л.Д. Русские поселенцы на берегах Вятки: (По данным археолог. исслед.) // ЭЗВ: В 10 т. – Киров, 1995. Т. 4: История. С. 83.
24. Сказания русских летописцев…С. 51.
25. Там же С. 53.
26. Макаров Л.Д. Древнерусское поселение Прикамья в X–XV вв. – Ижевск, 2001. С. 70.
27. См.: Повесть о стране Вятской. С. 54–97.

Нет ничего в русской истории темнее судьбы Вятки и земли ее…
/Н.И. Костомаров/

Это высказывание известного русского ученого-историка стало эпиграфом многих изданий, буклетов и фильмов по истории Вятки. Действительно, история земли вятской, как, впрочем, и ее культура, быт и па­мятники, долгое время незаслуженно находилась вне исследований историков.

Что в имени тебе моем?
Киров – Вятка – Хлынов

Нынешнее имя наш город получил 7 декабря 1934 года, когда Президиум ВЦИК принял постановление о переименовании города Вятки в Киров – в честь Сергея Мироновича Кирова (Кострикова), уроженца города , районного центра нашей области. А Вяткой город был назван 11 сентября 1780 года указом Екате­рины II. До этого главный город вятской земли назывался Хлыновом.

Название Хлынов произошло, скорее всего, от прозвищного имени Хлын – “тунеядец”, “бродяга”, “мо­шенник”. По некоторым версиям, так звали основателя поселения, на месте которого была в XV веке построена крепость. По другой, более романтичной легенде, так прозвали гордый и непокорный народ новгородский, населявший здешние места и наводивший ужас на со­седей своими набегами.

И действительно, страна вятская хранила независи­мость и от татар, и от князей московских, с неизменным успехом отражая все попытки покорить ее. Вот что пишет об этом историк Карамзин: “Утвердясь в стране Вятской, россияне основали новый город близ устья речки Хлыновицы, назвали его Хлыновом и, с удовольствием приняв к себе многих двинских жителей, составили маленькую республику, особенную, независимую в течение двухсот семидесяти восьми лет… Первобытные обитатели земли Вятской, чудь, вотяки, черемисы, хотя набегами беспокоили их, но были всегда отражаемы с великим уроном, и память сих битв долго хранилась там в тожественных церковных обрядах… Новогородцы также времени от времени старались делать зло хлыновским поселенцам, именовали их своими беглецами, рабами и не могли простить им того, что они хотели жить независимо”. Карамзин датирует приход новгородцев на вятскую землю 1174 годом.

Название “Вятка” более древнее, чем “Хлынов”. Если первое упоминание Хлынова относится к 1457 году, то Вятка впервые появляется в русских летописях 1374 года, а затем неоднократ­но встречается в летописях первой половины XV века.

Существуют две версии происхождения имени “Вятка”. Первая относит его к удмуртскому племени “ватка”, кото­рое будто бы обитало в наших краях. Вторая возводит это слово к праиндоевропейскому языку, наделяя его значением “больший”, либо – “мокрый”, “влажный”. По мнению неко­торых историков, однокоренными с “Вяткой” можно считать названия города “Венеция” и некоторых других географи­ческих объектов, племени “венеды” и даже имя Энея, сына троянского царя Приама, основателя древнего Рима, давшего свое имя гениальной поэме Вергилия “Энеида”.

Средневековая Вятка

Основную массу русских поселенцев составляли крестья­не. Главными культурами были озимая рожь и яровые хлеба: овес, ячмень, пшеница, а также лен и конопля. В огородах выращивали овощи: лук, репу, свеклу, морковь. Большое значение в хозяйстве вятчан имело домашнее скотоводство. Подсобную роль играли охота, рыболовство, бортничество. Развивались ремесла: обработка дерева, кости, металла, гли­ны, кожи, пушнины, шерсти, волокна и других материалов.

Часть ремесленников, особенно тех отраслей, которые требовали специальных знаний и умений, в том числе куз­нецы, литейщики, ювелиры, гончары, скорняки, шорники, оружейники стали концентрироваться в наиболее крупных населенных пунктах, где они находили надежный сбыт своих изделий. Этому способствовало и развитие товарообмена. Вятчане устанавливали торговые связи с марийцами, удмур­тами, коми-племенами, хантами, волжскими болгарами и их потомками чувашами, а также с русскими землями и княже­ствами. Торговые люди также сосредоточивались в крупных селах, превращавшихся в торгово-ремесленные центры (протогорода). Наиболее крупные из них в XII – XV веках преобразовались в средневековые города.

К концу XVI века в связи с ликвидацией Сибирского ханства вятская земля перестала быть окраиной Русского государства. Она явилась связующим звеном между центральными, по­волжскими, поморскими и урало-сибирскими районами.

В XVI веке вятская земля занимала одно из первых мест среди всех территорий Русского государства по интенсивно­сти заселения и хозяйственного освоения. Фамилии Вылегжанины, Вычужанины, Лузянины, Сысолятины, Двиняниновы, Каргапольцевы, Мезенцевы, Устюжанины, Пермяковы, Хол­могоровы, Перминовы свидетельствуют о том, что большин­ство переселенцев были выходцы из Приморья.

От “смутного времени” до XIX века.
Вятка меняет свой облик

В “смутное время” в начале XVII века вятская земля стала ареной ожесточенной борьбы между сторонниками царя Ва­силия Шуйского и Лжедмитрия II, “тушинского вора”. Вятка совместно со всеми городами севера принимала активное участие в борьбе против засевших в Тушине польских интер­вентов. В марте 1609 года здесь было сформировано земское ополчение, которое двинулось к Вологде на соединение с ополчениями других городов. Эти отряды влились в состав вой­ска М.В. Скопина-Шуйского, которое сняло осаду с Москвы и вынудило Лжедмитрия II к бегству в Калугу. Вятский полк под началом воеводы Ивана Мансурова входил в состав Первого народного ополчения 1611 года. Впоследствии оба эти от­ряда вошли в состав народного ополчения Минина и Пожар­ского. Вятские приняли участие и в работах Земского собора 1613 года по избранию нового царя. Четверо из них под­писались под избирательным списком – Путило Рязанцев, пушкарь Пармен Афанасьев, архимандрит Трифонова мо­настыря Иона и протопоп Хлыновского собора Павел.

В XVII веке Хлынов был самым крупным городом на северо-востоке европейской России и немногим уступал централь­ным. В середине XVII века в нем проживало 4400 человек. В 1656 году была образована обширная Вятская и Велико-пермская епархия с центром в Хлынове.

Все активней развивалась торговля. В 1607 году возник­ла первая в вятском крае ярмарка, получившая название Семеновской.

В 1694 году хлыновский купец Спиридон Лянгузов провел торговый караван из Москвы в Китай. Трижды водил госуда­ревы караваны в Китай лальский купец Иван Саватеев. Такие караваны приносили солидный доход в государственную казну. Так, в 1710 году Саватеев привез деньгами и товара­ми чистой прибыли на 223 550 рублей, что составило одну четырнадцатую часть всего государственного дохода России за тот год.

В XVII веке в Хлынове возникает местная литература, пред­ставленная в основном сочинениями житийного и летописного жанров. Это “Житие Трифона Вятского”, “Вятский современ­ник”, “Повесть о стране Вятской”, “Летописец старых лет”.

В 1708 году по указу Петра I произошло первое деление России на губернии. В 1709 году вятская земля была включена в Сибирскую губернию, южная ее часть вошла в Казанскую губернию.

А 1719 год был ознаменован новой административной реформой: губернии были разделены на провинции, и вятская провинция стала самостоятельной.

Петровские реформы, всколыхнувшие всю Россию, не миновали и город Хлынов. В нем появились первые ма­нуфактуры, водяная мельница, винокуренные и кожевенно-меховые заводы, лесопильные мастерские, небольшие металлообрабатывающие предприятия. В XVIII веке в Хлынове открылись первые учебные заведения, в том числе духовная семинария и народное училище.

Хлынов стремительно расширял торговые связи. В городе проводились уже две ежегодные ярмарки. Хлыновские куп­цы теперь торговали с Москвой, Петербургом, Астраханью, Казанью, водили торговые караваны в Сибирь, продолжали торговые сношения с Китаем.

В 1780 году было образовано Вятское наместничество (позднее губерния). А в 1781 году Хлынов, переименованный в Вятку, стал главным городом губернии.

В 1784 году архитектор Филимон Росляков составляет про­ект перепланировки города. По новому плану город должен был расшириться и получить форму четырехугольника. Ар­хитектор намечал провести восемь улиц, параллельных реке, и восемь поперечных, создать шесть торговых площадей. Старые крепостные укрепления разобрали, рвы засыпали землей, ветхие дома снесли.

В Вятке началось строительство первых каменных зданий. Городская администрация требовала, чтобы центральные улицы застраивались либо целиком каменными домами, либо деревянными, но на каменном фундаменте. Дома запреща­лось крыть соломой – только тесом или железом.

От крестьянской реформы до революции

В 1858 году территория Вятской губернии была одной из крупнейших в России. Ее площадь занимала около 170 000 кв. км, население насчитывало 2 миллиона 123 тысячи 904 человека. Из них 80% составляли русские, 10% – удмурты, около 5% – марийцы, почти 4% – татары и т.д. По данным всероссийской переписи, в 1897 году в губернии проживали уже 3 миллиона 30 тысяч 831 человек. В самой Вятке насчи­тывалось 25 тысяч жителей.

В 1861 году горожане встречали первый пароход, открыв­ший регулярные рейсы по реке Вятке в города Поволжья. В 1899 году железная дорога связала Вятку с Пермью и Котла­сом, а с 1906 года началось движение поездов через Волгу в Петербург. В Вятке выстроили электростанцию, осветившую центральные улицы, провели водопровод. В 1905 году в городе появился первый автомобиль. В 1911 году жителям Вятки довелось впервые увидеть полет аэроплана.

В конце XIX века Вятка была торгово-ремесленным городом. Вятскую губернию пересекали железнодорожные магистрали, открывавшие путь к Москве и Санкт-Петербургу. Губерния располагала большими запасами хлеба. На ее территории находились Ижевский оружейный и несколько металлургических заводов.

Рабочие Вятки активно участвовали во Всероссийской политической стачке 1905 года.

Первые известия из Петрограда о революции поступили в Вятку 25 февраля 1917 года. Уже 2 марта губернатор Н.А. Руднев признал власть Временного правительства. А 6 марта Временное правительство отстранило Руднева от должности и передало губернаторские полномочия губернскому комиссару. Им был назначен председатель губернской земской управы П.И. Паньков. В губернии одна за одной шли избирательные кампании и выборы – в городские думы, в волостные, уездные, губернские земства и Учредительное собрание.

Когда в Вятку пришли первые известия о происшедшей в Петрограде Октябрьской революции, большевики, опира­ясь на вооруженную поддержку солдат, произвели аресты членов созданного губернским земством Верховного Со­вета, закрыли оппозиционные газеты, заняли и подчинили себе типографии, электростанцию, водопровод, телеграф и телефон. 5 января 1918 года состоялся I губернский съезд Советов.

8 августа 1918 года на юге губернии одновременно вспыхнули Ижевское и Степановское восстания, проходившие под лозунгом “За Учредительное собрание”. Чрезвычайный военно-революционный штаб и губком большевиков пода­вили это выступление. К середине ноября 1918 года бело­гвардейцы отступили за пределы губернии.

Весной 1919 года фронт гражданской войны снова про­шел через территорию вятского края. Армии Колчака заняли Воткинск, Сарапул, Ижевск, Елабугу. Но уже в мае Красная Армия перешла в наступление, и к 20 июня 1919 года территория губернии была полностью очищена от колчаковцев. Губерния перестала быть прифронтовой.

В 1929 году прошла административно-территориальная реформа, было ликвидировано деление страны на губернии, уезды и волости. Вместо них введены областное, краевое и районное отделения. Территория Вятской губернии вошла в состав Нижегородского края. Город Вятка стал сначала окружным, а затем и районным центром. В 1929 году в Ни­жегородском крае и во всех входивших в его состав районах бывшей Вятской губернии началась сплошная коллективиза­ция.

7 декабря 1934 года Президиум ВЦИК принял постанов­ление о переименовании города Вятки в город Киров и образовании Кировского края. В его состав вошли Удмуртская автономная область, 37 районов Горьковской области, а также Сарапульский и Воткинский районы Свердловской области. В 1936 году, в связи с принятием новой Конститу­ции, Кировский край преобразован в Кировскую область, а Удмуртская АССР выделилась из его состава.

В 1938 году в Кировской области появилось множество исправительно-трудовых (”сталинских”) лагерей. за годы своего существования принял более 200 тысяч человек.

В предвоенные тревожные годы немало кировчан участво­вало в разгроме японских захватчиков у озера Хасан и у реки Халхин-Гол и белофиннов. Участники боев в районе Халхин-Гола летчик Н.В. Гринев, майор Н.Ф. Грухин стали первыми кировчанами, удостоенными звания Героя Советского Союза. В эти годы усилилась деятельность оборонительных общественных организаций. В 1940 году свыше 5 тыс. первичных организаций обществ содействия авиации и химии, Красного Креста объединяли около 200 тыс. членов. Они подготовили сотни инструкторов стрелкового спорта, тысячи ворошилов­ских стрелков и сандружинниц. Кировский аэроклуб готовил парашютистов, планеристов и учлетов. Активно работали спортивные общества – “Динамо” (возникло в 20-е гг.), “Спартак” и “Локомотив” (созданы в середине 30-х гг.).

23 июня 1941 года на площади Революции г. Кирова состоялся общегородской митинг, в котором участвовало 40 тыс. человек. В области прошла мобилизация в ряды Красной Армии. В начале войны на территории области были сформированы 311-я и 355-я стрелковые дивизии, 109-я стрелковая бригада и другие соединения. Вятский край дал немало талантливых военачальников. В их числе – мар­шалы К.А. Вершинин, Л.А. Говоров, И.С. Конев; генералы И.П. Алферов, Н.Д. Захватаев, П.Т. Михалицын, А.И. Ратов, В.С. Глебов, Д.К. Мальков, Н.А. Наумов. Все они удостоены звания Героя Советского Союза. Всего это звание в годы войны получили свыше 200 кировчан, около 30 человек стали кавалерами ордена Славы всех трех степеней.

Во время Второй мировой войны из фронтовых и прифронтовых территорий в Кировскую область было перевезено несколько заводов тяжелой металлургии и оборонной про­мышленности. После войны они остались в Кирове.

Население Кировской области не только героически трудилось в промышленности и сельском хозяйстве, делая все для скорейшей победы, но и оказывало всевозможную помощь фронту. Население отправляло фронтовикам подарки, теплые вещи. На свои средства трудящиеся области приобрели и послали на фронт десятки тысяч полушубков, пар валенок, меховых рукавиц. На собранные кировчанами деньги было построено несколько танковых колонн и эскадрилий боевых самолетов. В фонд обороны за годы войны поступило более 150 млн. руб. Кировчане горячо заботились о раненых, а также о детях и семьях фронтовиков, эвакуированных в об­ласть из Ленинграда и других районов страны. В годы войны кировчане оказали большую помощь районам, освобожден­ным от вражеской оккупации. Особенно значительна была помощь кировчан в восстановлении Сталинграда, Донбасса, Гомеля, в оказании помощи сельским районам Киевской, Смоленской, Ленинградской областей, Белорусской ССР. 9 мая 1945 года на Театральной площади прошел 50-тысячный митинг по случаю Дня Победы. В годы войны в Вооруженных Силах СССР находилось свыше 600 тыс. кировчан, 257,9 тысяч отдали свои жизни в борьбе с врагами.

В послевоенные годы в Кирове стала бурно развиваться промышленность, начало расти благосостояние населения.

Трудовые успехи кировчан неоднократно высоко отмеча­лись правительством страны. 25 декабря 1959 года за успе­хи в развитии общественного животноводства, выполнение обязательств по производству и продаже государству мяса Кировская область была награждена орденом Ленина. За успехи, достигнутые кировчанами в хозяйственном и куль­турном строительстве, и в связи с 600-летием со времени основания город Киров 25 июня 1974 года был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

В апреле 1985 года началась перестройка. Одновременно с экономическими реформами в стране и области шли политические преобразования. После событий октября 1993 года была окончательно ликвидирована социалистическая система власти. Стали выбираться губернаторы, мэры, депутаты.

По материалам книги «15 лет от имени народа», Киров, 2009

), куда переселились удмурты, который стал впоследствии основой для будущего города Хлынова.

Значительное развитие в поселениях получило домашнее ремесло: деревообработка, производство шерстяных и льняных тканей, меховых изделий, железных и медных орудий и оружия, глиняной посуды, изделий из кости, женских украшений и т. п. Появились первые специалисты-ремесленники, в том числе металлурги, литейщики, ювелиры, кузнецы, гончары, скорняки.

Начинают развиваться торговые отношений, устанавливаются торговые связи с Русью, Хазарским каганатом и Волжско-Болгарским ханством. Однако торговля эта имела односторонний характер: иноземные купцы, используя известный им торговый путь по Каме и Вятке, связывающий Поволжье с Уралом и землями Севера, проникали в поселения удмурцев и марийцев и скупали у них мёд, пушнину, шкуры, воск и другие товары в обмен на золотые и серебряные изделия, оружие, шёлковые ткани и прочие ценные вещи.

В общественно-политическом плане на данных территориях начался процесс разложения патриархально-родового строя, начинает формироваться родо-племенная знать, возникает имущественное неравенство, положившее начало образованию классов феодалов, крестьян и холопов. Большое экономическое и культурное влияние на марийцев и удмуртов оказывали Волжская Болгария и Русь.

Колонизация Вятского края, основание города Хлынова (XII -XIV века)

Проникновение русских в бассейн Вятки началось во второй половине XII века , и особенно усилилось в связи с вторжением монголо-татар в середине XIII века . По археологии это были выходцы из Киевской Руси и(или) с территории Волжской Булгарии. Немного позже на Вятке появились русские поселенцы из новгородских земель , они приходили по Северной Двине , Моломе, а также из Владимиро-Суздальского княжества по Волге , Унже , Ветлуге на Молому. Оба потока поселенцев попадали на среднюю Вятку, и заселяли её берега от Моломы до Летки.

Местные письменные сказания говорят о прибытии на Вятку двух отрядов новгородцев. По преданиям в 1181 году отряд новгородцев овладел «Болванским городком», который населяли «отяки и чудь», стоявшим на правом берегу Вятки вблизи реки Чепцы, поселился в нём, и переименовал его в Никулицын. Другой отряд захватил городок Кокшаров, переименовав его в Котельнич . Спустя не названное время, оба отряда объединились, и создали общий город Хлынов.

Массовая миграция на территорию Вятского края начинается после татаро-монгольского вторжения, люди, спасаясь от разрушительного нашествия, переселялись дальше на Север. Вскоре в регионе сконцентрировалось большое количество выходцев из Новгородской, Устюжской, Суздальской и Нижегородской земель. Ремесленники и воины, они селились в основном в крупных городах и сёлах.

В 1374 году отряд новгородских ушкуйников (разбойников) на 90 ушкуях (больших речных судах) совершал поход на Волжскую Болгарию , входившую в то время в состав Золотой Орды. После успешного набега на столицу Волжской Болгарии - город Булгар , отряд разделился на две группы, один на 50 судах отправился вниз по Каме к столице Золотой Орды, другой двинулся вверх, грабя по пути местные поселений марийцев и чувашей, дошёл до устья реки Ветлуги, здесь новгородцы сожгли свои суда и на конях двинулись по берегу Ветлуги на Вятку, дошли до Хлынова, где и остались:

Многое указывает на то, что часть ушкуйников поселилась на Вятке, хотя приписывать им начало русской колонизации края нет оснований.

-1489 года .

В 1452 галицкая группировка была разгромлена, город Галич разрушен московскими войсками, Василий и Дмитрий Юрьевичи погибли. Власть в Вятке в свои руки берут вятские бояре и купцы, градоначальником становиться земский (выборный) воевода Яков, в 1455 году в Вятке строят деревянный кремль с широкими земляными валами и рвом, названный Хлыновым по речке Хлыновице, протекающий неподалёку. Строительство было закончено через два года.

В 1457 году великий князь Василий II посылает против Хлынова своё войско, но взять новый укреплённый кремль не удалось, и через два месяца войско отступает обратно в Москву. В 1459 году Василий делает вторую попытку взятия города, после продолжительной осады, хлыновцы решили сдаться. Вятская земля вошла в состав Московского княжества, но сохранила местную выборную администрацию под наблюдением московского наместника. В 1489 году на Вятку было послано огромное 60-тысячное войско, самостоятельность была ликвидирована, часть населения (лучших людей) вывели в Москву. Регионом, разделённым на уезды, управляли присылаемые наместники: Слободской, Хлыновский, Орловский и Котельничский. Однако, ещё около ста лет, Вятка частично сохраняла свои прежние свободы. Вятчане участвовали в военных походах на Казань и на других противников Москвы.

Примечания

Источники

• Энциклопедия земли Вятской . Том 4. История. ГИПП «Вятка», 1995 год. ISBN 5-86645-010-0
• Энциклопедия земли Вятской. Том 5. Архитектура. ГИПП «Вятка», 1996 год. ISBN 5-86645-012-7

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "История Вятского края" в других словарях:

Основная статья: Киров (Кировская область) Содержание 1 Ранний период (VII XII века) … Википедия

Основная статья: Киров (Кировская область) Содержание 1 Ранний период (VII XII века) 2 Колонизация Вятского края, основание города Хлынова (XII XIV века) … Википедия

Основные статьи: Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, История административно территориального деления России Административно территориальное деление РСФСР законодательно оформленное разделение территории РСФСР на… … Википедия

История русской литературы для удобства обозрения основных явлений ее развития может быть разделена на три периода: I от первых памятников до татарского ига; II до конца XVII века; III до нашего времени. В действительности эти периоды резко не… …

Судебный орган системы арбитражных судов, осуществляющий судебную власть на территории Пермского края. Адрес Арбитражного суда Пермского края: 614990, г. Пермь, ул. Екатерининская, 177. Адрес Постоянного судебного присутствия Арбитражного… … Википедия

Судебный орган системы арбитражных судов, осуществляющий судебную власть на территории Камчатского края. Содержание 1 Система арбитражных судов России 2 Полномочия … Википедия

Судебный орган системы арбитражных судов, осуществляющий судебную власть на территории Алтайского края. Содержание 1 Полномочия 2 История 3 Руководство … Википедия

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Губернский город Вятской губернии, на левом крутом и высоком берегу реки Вятки, на высоте 440 фут. Насколько неблагоприятны санитарные условия В., можно судить отчасти по движению населения. В 1890 г. в В. родилось 609 чел., а умерло 713 чел.; в… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Инородцы финского племени, пермской группы, живут преимущественно в юго восточной части Вятской губернии, в уездах Глазовском, Елабужском, Сарапульском и отчасти Слободском, а также в соседних уездах Казанской губернии (Казанском и Мамадышском) и … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Общая картина появления и распространения (этногенеза) славян и, в частности, русских, по общепринятому мнению, такова. Славяне как племена, имеющие специфические культурные и языковые свойства, возникли на Дунае, на юге нынешней Польши или на Днепре.

1. Традиционный взгляд

Общая картина появления и распространения (этногенеза) славян и, в частности, русских, по общепринятому мнению, такова. Славяне как племена, имеющие специфические культурные и языковые свойства, возникли на Дунае, на юге нынешней Польши или на Днепре. На исторической арене они проявились в начале I тысячелетия н.э. Во время Великого переселения народов они играли второстепенную роль, но все же поучаствовали в уничтожении Западной Римской империи. По некоторым данным, и вандалы были славянами или полуславянами-полугерманцами. В катаклизмах бурных IV и V веков исчезли многие народы. Славяне заняли территории обитания некоторых из них, ассимилировав оставшихся в живых жителей. К VII-VIII векам они занимали земли нынешних славянских государств средней Европы, север (лесную и лесостепную часть) Украины, часть Белоруссии, Псковщину и Новгородскую землю, часть верхнего Поднепровья. В междуречье Волги и Оки они обитали наряду с балтийским племенем голядь и финноуграми.

Финноугры – народы, говорящие на финноугорских языках, одной из двух ветвей уральской семьи языков. Финноугорская ветвь делится на языковые группы: прибалтийскофинская (финский, водский, эстонский и др.) и примыкающий к ней саамский; поволжскофинская (мордовские и марийский); пермская (коми-зырянский, коми-пермяцкий, удмуртский); угорская (венгерский, мансийский, хантыйский).

Балтийские народы (балты) – говорящие на балтийских языках. Балтийские языки – группа языков индоевропейской семьи, к ним относятся латышский, литовский и латгальский, а также вымершие прусский, ятвяжский и др. Наиболее близки к славянской группе языков; некоторые исследователи объединяют балтийские, славянские и палеобалканские (языки догреческого населения Балканского п-ова, о-вов Эгейского моря и М. Азии) языки в одну ветвь и.-европейской семьи. Литовский язык считается наиболее архаичным из всех индоевропейских языков – т.е. наиболее близким к праиндоевропейскому языку-основе.

Все остальное пространство лесной зоны Восточной Европы и Западную Сибирь населяли финноугорские народы. Примерно в середине I тысячелетия н.э. произошло разделение славян на восточных, южных и западных. В VIII веке возникли первые восточнославянские государства – на среднем Днепре и на северо-западе в районе Волхова. В следующие века восточные славяне, получившие общее прозвание русь, покоряли окрестные народы, наполняя собой пространство будущей России. Большинство финноугорского населения, а затем и сибирского (в т.ч. угорского) было ассимилировано, остались лишь отдельные островки на территориях нынешних автономных республик. Так русские дошли к середине XVII века до Тихого океана.

Бассейн р. Вятки был заселен финноугорскими племенами – предками марийцев, удмуртов и коми. Русские стали появляться на этих землях в XII веке отдельными группами, что засвидетельствовано археологией. Первое упоминание о Вятке в русских летописях датируется 1374 годом: «Ушкуйники… пограбиша Вятку».

Ушкуйники (от древнерусского ушкуй – речное судно с вёслами), новгородские отряды (до нескольких тыс. чел.), формировавшиеся боярами для захвата земель на С. и торгово-разбойничьих экспедиций на Волге и Каме с целью обогащения и для борьбы с политическими и торговыми противниками. Появились в 20-х гг. 14 в. Социальный состав У. был весьма сложным. Походы У. подрывали экономические ресурсы Золотой Орды, но вместе с тем наносили ущерб городам и мешали развитию торговли по Волге и Каме. В 1360 У. во главе с боярином Анфалом Никитиным захватили г. Жукотин на Каме. В 1366 напали на Нижний Новгород и перебили много татарских и армянских купцов. В 1371 совершили грабительские набеги на Кострому, Ярославль и др., в 1375 разбили войско костромичей, разграбили Кострому, Нижний Новгород и дошли до Астрахани, где были разгромлены татарами. В начале 15 в. в связи с усилением Московского великого княжества походы У. прекратились. (БСЭ).

Более подробный рассказ о заселении Вятской земли дает т.н. «Повесть о стране Вятской», составленная на основе когда-то, возможно, существовавших вятских летописей или преданий и сохранившаяся в списках XVIII века. Согласно «Повести» новгородцы самовластцы пришли на Вятку в 1174 году (как написано, во время княжения Ярослава Владимировича) и обнаружили вблизи устья Чепцы «Болванский» городок, населенный чудью и отяками (в других списках – остяками). Они овладели этим городом в тяжелом сражении, призвав на помощь святых страстотерпцев Бориса и Глеба и великого князя Александра Невского. Завоеванный город новгородцы нарекли Никулицын «ради речки Никуличанки». На этом месте, вблизи села Никулицыно, действительно находится большое городище с несколькими культурными слоями. Верхний относится к XIV веку н.э., нижний – к V веку до н.э. Кроме того, другой отряд новгородцев захватил черемисский город Кошкаров, который «ныне нарицается Котельнич».

Посоветовавшись, новгородцы решили между двумя этими городами поставить новый город, который назвали Хлыновым, «ради речки Хлыновицы», вблизи устья которой и был он основан. В дальнейшем Никулицын, видимо, захирел, а Хлынов с Котельничем (спустя какое-то время к ним присоединился город Орлов) росли и развивались, заселялись новгородцами, участвовали в московских междоусобицах, воевали с татарами и были вполне довольны своим положением, пока не попали под власть московского великого князя. На этом, собственно говоря, история вольной Вятки заканчивается, поскольку она уже вошла в историю Московской Руси.

В 1781 г. Екатерина II переименовала Хлынов в Вятку (с 1934 – Киров).

Замечательно еще и то, что чудь и «отяки» в других источниках в связи с Вяткой не упоминаются. Впрочем, известно из преданий, что чудь ушла под землю. А отяки – это, видимо, вотяки, удмурты. Деревни, населенные ими, остались на восточных и юго-восточных окраинах Кировской области. В южных районах довольно много марийцев (черемисов) и татар. Остальное коренное население было, видимо, успешно и в короткий исторический срок ассимилировано или по-тихому уничтожено новгородцами.

Надо сказать, что сведения из «Повести о стране Вятской» были использованы Карамзиным и Костомаровым, причем были поданы последним как факты из «вятских летописей». С легкой руки маститых историков они до сих пор кочуют по историческим трудам. Костомаров как-то заметил: «Нет ничего в русской истории темнее судьбы Вятки…». Через 135 лет ему едко, но справедливо ответил американский историк-источниковед Даниэль Уо (Waugh): «Сам Костомаров не сделал менее «темной» историю Вятки, так как в основном он только повторял сведения из известной «Повести о стране Вятской» в ее «толстовском» варианте» (71).

В начале XX века «Повесть о стране Вятской» была подвергнута тщательному анализу и критическому разбору со стороны вятских краеведов, среди которых нужно выделить А.С. Верещагина (45). Было установлено, что она написана не ранее конца XVII, а скорее всего – в XVIII веке. В «Повести» содержится множество исторических несуразностей. В XII веке, например, не было крупномасштабных походов ушкуйников, иначе бы это обязательно зафиксировали дотошные летописцы. Это – реалии XIV века, вызванные ослаблением Золотой Орды, в военно-политический ареал которой входила Северная Русь. Само же Русское государство тогда еще не окрепло. На месте Котельнича и вообще в этом районе не было черемисских поселений – ни по письменным, ни по археологическим источникам. И что за название – Кошкаров? Может быть – Кокшаров? Был такой город, действительно в черемисских местах, но на Волге, в 250 верстах к югу от Котельнича. Назван по реке Б. Кокшага. Был еще Царевококшайск (ныне Йошкар-Ола) на М. Кокшаге. Еще есть река Кокшеньга, но это уже к северо-западу от Котельнича верст 350. Такое впечатление, что автор «Повести» «слышал звон», да и тот передал неточно.

Есть в «Повести» такой эпизод: новгородцы хотели поставить город Хлынов выше по течению, там, где сейчас Трифонов монастырь. Заготовили лес, но вышедшая из берегов Вятка унесла лес на версту ниже. Там город и поставили. Критики заметили, что это ходячая легенда: примерно такие же истории рассказывают про разные города. И так далее.

Но, подвергнув «Повесть о стране Вятской» уничижительной критике, исследователи оставили этот источник в научном обиходе: ведь если отбросить «Повесть», то не останется вообще почти ничего! Пришлось сделать такой вывод: фактология, наверное, все-таки более-менее достоверная, раз осталась в исторической памяти вятчан. Просто автор «Повести» перепутал год. Он написал 6682 год (1174), а первое упоминание в русских летописях о Вятке датируется 6882 (1374) годом (поход ушкуйников). Значит, описка во второй цифре, поменяем циферку, и все будет нормально! Получилось, как у Пастернака: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»! Подумаешь, на пару веков ошиблись!

Главный историограф Вятки проф. Эммаусский принял и распространил концепцию достоверности «Повести» со сменой датировки (на 200 лет) похода новгородцев. Осталась одна неувязка. В «Списке русских городов дальних и ближних», составленном в конце XIV века, вслед за Нижним Новгородом и Курмышем на Суре, стоит город Вятка. Упоминается город Вятка и в летописях, и в договорных документах того времени. А в «Повести о стране Вятской» ничего не говорится о городе Вятке, а только о чудско-отяцком Болванском (Никулицыне), черемисском Кошкарове (Котельниче) и новгородском Хлынове. Эммаусский блестяще разрешил это противоречие, как бы забыв о мифических Болванском и Кошкарове (тут верим «Повести», а тут не верим?) и добавив к триаде названий главного города (Хлынов – Вятка – Киров) четвертый элемент. Получилось Вятка - Хлынов – Вятка – Киров (81, 82 и др. соч.).

Город на реке Вятке, писал Эммаусский, был один. Сначала он назывался Вятка. Его основанием можно считать 1374 год (из формулы: 1374=1174+200). В середине XV века на территории города Вятки была построена крепость под названием Хлынов, и затем это название вытеснило первоначальное имя города. Тогда же на реке Вятке ниже по течению были заложены города Котельнич и Орлов. Первые упоминания об этих трех городах в русских летописях относятся к 1457 - 1459 годам. В дальнейшем были основаны города Слобода (Слободской) и Шестаков выше по течению. И уже в XVI веке на марийских землях поставлены города-крепости Царевосанчурск, Яранск, Уржум и Малмыж.

Эта историческая концепция стала официальной, по ней отсчитывается возраст г. Кирова, она излагается в учебных пособиях и берется за основу последующих исторических исследований. Еще раз кратко сформулирую ее суть: Вятская земля была заселена финноугорскими племенами, предками марийцев, удмуртов и коми. Отдельные группы русских проникали на Вятку, начиная с XII века. Новгородцы пришли на Вятку в конце XIV века, победили коренных финноугров – чудь, «отяков» и черемисов - и основали город Вятку (впоследствии Хлынов). Тогда началась интенсивная русская колонизация края, основу которой заложили новгородские ушкуйники. В первые 115 лет своего существования Вятка пользовалась определенной «самостийностью», но после похода, организованного Иваном III, вошла в состав Московского централизованного государства. Народы, ее заселявшие, подверглись мирной ассимиляции и сохранили свою национальную идентичность только по краям области.

Эта общепринятая историография не случайна. Она вписывается в общий контекст «конкистадорской» теории освоения восточноевропейской равнины: отряды ушкуйников или князья-герои ставят города, а затем приходят толпы крестьян и осваивают земли, занятые раньше темными туземцами (в данном случае – финноуграми). Эта же концепция принята историографией национальных автономий: они исторические хозяева, а русские – пришельцы-колонизаторы. По существу это экстраполяция освоения Сибири на более раннее время и ближнюю территорию.

2. Источники традиционной историографии

В этой части нашей работы ограничимся рассмотрением историографии Вятской земли. И вглядимся попристальнее в источники, на которых она базируется. Как удачно сказал современный историк Сергей Цветков, «иные научные теории имеют вид преуспевающего дельца с темным прошлым, в которое нелишне заглянуть, прежде чем вести с таким человеком какие-либо дела».

Источник №1 – это «Повесть о стране Вятской», о которой мы уже писали. Но в этой «повести» есть еще и первая часть (45а), которую современные публикаторы обычно отбрасывают. В ней говорится о происхождении русского народа, который олицетворяют новгородцы, чуть ли не от сотворения мира. Для нынешних представлений она совершенно фантастична, но вполне вписывается в расхожую, правда, тогда уже провинциальную мифологию начала XVIII века, когда история как наука в России еще только зарождалась.

Подобные сочинения есть, наверное, у всех стран и народов. Их цель – облагородить правителей, элиту или этносы, выводя их происхождение от более-менее достойных предков и как можно более древних: от Адама, Перуна или Александра Македонского. В данном случае мы имеем дело с региональным вариантом подобной «истории», которая ведет происхождение вольной Вятки от самовластного Новгорода. Ее автор, по данным Уо, – дьячок Богоявленского собора Семен Попов, занимавший впоследствии выборную должность бурмистра Хлынова – преследовал в некотором смысле и политические, оппозиционные цели. Судя по содержанию «Повести», можно предположить, что многие мифологемы попали в среду хлыновского клира вместе с монахами из новгородских обителей в тяжелые для новгородской братии времена Ивана Грозного. Видимо, в монастыре пересказывались легенды о том, от кого произошли новгородцы, а с другой стороны – звучали рассказы о дерзких самовластцах, почерпнутых, возможно, из летописей, но попавшие к автору только в устной форме через третьи руки. Только этим можно объяснить анахронизмы, связанные с самыми известными князьями. Ведь Александр Невский, которого призывают на помощь новгородцы в 1174 году, родился только около 1220, а в те времена еще и его папы на свете не было. А само действие происходит якобы во времена Ярослава Владимировича. Известных князей с таким именем было двое: Мудрый и Осмомысл, но оба жили задолго до Александра (первому он был прапрапраправнук, а второму - внучатный племянник), так что синхронизировать различные куски «Повести» никак не удастся. Само же предисловие, по мнению Уо, является сокращением известного текста «Начало великому Словенску».

Зато хорошо было известно автору Никульчинское городище. Даже в XIX веке, до начала систематических раскопок, остатки укреплений древнего города были хорошо видны. Итак, древний разрушенный город есть, есть существующий город Хлынов, на вятской земле жили инородцы (это всем известно), в древние времена тут сновали новгородцы (говорят, так в летописях написано), а дальше – вперед, перо!

Не чужды автору «Повести» и топонимические изыскания, что говорит о его недюжинной фантазии. Например, город Никулицын назван «ради речки Никуличанки», а город Хлынов – «ради речки Хлыновицы» (хотя, конечно же, наоборот – исходя из семантики основ и морфологического строения этих топонимов). А откуда Хлыновица? Когда подплывали новгородцы к ее устью, над речкой летали птицы и кричали: «Хлы! Хлы! Хлы!»...

Конечно, «Повесть о стране Вятской» - ценнейший литературный памятник, произведение талантливого пиарщика эпохи российского Возрождения, по которому можно изучать провинциальную культуру петровского времени. Что же касается реалий XII или XIV века, то надо признать, что ее автор имел весьма туманное представление о том времени и происходивших тогда событиях. Если он и основывался на каких-то преданиях, то они могли относиться либо к другому времени, либо к другому месту, либо быть плодом фантазии. Использовать в качестве источника исторических сведений «Повесть о стране Вятской» недопустимо, т.к. это не только искажает реальность, но, в отсутствие других фактов, создает псевдореальность, миф, который препятствует установлению исторической истины.

Источник №2 – русские летописи, тексты договоров и другие письменные документы эпохи. В достоверности синхронных летописей, за некоторым исключением, не приходится сомневаться. К сожалению, о Вятской земле до 1374 г. нет ни одной записи. Записи по концу XIV века предельно лаконичны типа «ушкунцы пограбиша Вятку».

Источник №3 – археологические раскопки. Беда археологии в том, что при отсутствии письменных источников она ничего или почти ничего не может сама по себе сказать об этнической принадлежности представителей археологических культур, а главное – об их языке. Ей нужны дополнительные данные. При неточности таких данных и выводы археологии будут столь же неточны.

Что касается археологических культур северо-восточной Европы, то здесь их этническая интерпретация считается несложной: если культура местная, то, значит, она соотносима с финноугорскими или самодийскими этносами.

Самодийские народы, общее название народов, говорящих на самодийских языках, - ненцев, энцев, нганасан и селькупов. Самодийские языки – вторая ветвь (наряду с финноугорской) уральской семьи языков.

Это принимается априори, потому что «здесь всегда были финноугры».

Итак, в археологическом изучении края необходимо снять налет мифологии, заново переосмыслить этническую принадлежность археологических культур, опираясь только на достоверные источники. Но для начала – снять все бездоказательные отождествления археологических культур с этносами.

Надо признать, что в археологическом отношении территория Кировской области изучена очень слабо. Даже у самых известных объектов либо раскопаны только верхние слои, либо малая часть площади. В последнее время раскопки велись различными экспедициями (Глазов, Ижевск, Пермь и т.д.) и должным образом не систематизированы и тем более не осмыслены историками.

И в конечном итоге, что мы имеем по истории XIV века и более древней, по этнической истории края, после того, как отбросили недостоверные источники и мифы? Практически ничего. Чистый лист. Вот на этом чистом листе и предстоит написать историю Вятки и всего северо-востока Европейской части России. А возможности для этого есть, в чем мы убедимся в дальнейшем.

3. Направления исследований

3.1. Письменные источники

Необходимо заново проанализировать письменные источники, касающиеся не только Вятки, но и соседних регионов. Конечно, источники весьма скудные, но взгляд, свободный от мифов, может и из них кое-что почерпнуть.

3.1.1. Русские летописи и другие документы.

Они изучены вдоль и поперек и содержат вроде бы ничтожно мало информации о рассматриваемых территориях. Тем более ценно каждое слово. Надо принять во внимание, что отсутствие информации о каком-либо предмете – это тоже информация.

Например, первое упоминание о реке Каме в русских летописях датируется, видимо, 1324 годом, о Вятке (местности) – безусловно, только 1374 годом, хотя уже в самых древних летописях есть сведения о более удаленных северных землях и народах вплоть до Зауралья (Югра и Самоядь). А ведь Кама – крупнейшая река в Европе, река Вятка – тоже не ручей, а реки в то время были главными транспортными путями. Может быть, не было связей? Нет, связи были с древних времен.

В слоях VII века (!) на территории Финляндии, по сообщению финского исследователя Аарни Эря-Эско, был обнаружен ряд украшений, таких, как шейные гривны и фибулы, происходящие (наряду с Волго-Окским) из Волго-Камского междуречья, где, по его словам, «в эту эпоху существовала древняя и яркая культура» (85. С. 170). «Путешествия камских поставщиков пушнины и торговцев, - утверждает Эря-Эско, - достигали и Финляндии».

На Балтике отмечено «распространение браслетов и гривен пермского типа с VIII века». Клад IX в. на о. Рюген (Балтийское море) «содержал… обломок пермского браслета т.н. «глазовского типа» (Й. Херрман. 76. С. 80). Заметим, что Глазов расположен в бассейне Вятки.

Можно не говорить о более близком славянском Северо-западе (будущей новгородской земле), где подобных находок – тьма.

Наблюдались и обратные процессы. Например, в раскопках, относящихся еще к фатьяновской культуре, в ареал распространения которой входила и Вятка (II тысячелетие до н.э.), находили многочисленные изделия из янтаря с берегов Балтики.

Любопытно, что в двух местах в Европе засвидетельствован культ железной стрелы: в г. Волине на побережье Балтийского моря (смешанное кельтское, германское и западно-славянское население, «венеды») и на Вятке, причем у нас этот культ проник даже в православную обрядность (крестные ходы с культовой стрелой). Этот факт отмечен С. Цветковым (78, с. 370).

Несомненно, что между Северо-востоком и Северо-западом существовали древнейшие связи. Но с начала летописания до 1324 г. и до 1374 г. соответственно Камы и Вятки для летописцев как будто не существует. Это отсутствие – тоже своего рода факт, который многое может дать для осмысления процессов, происходивших на Севере.

Другой пример. В одной из летописей говорится: «Сказа ми Гюрята Роговичь Новгородец: послах отрок свой в Печору, люде, яже суть дань дающие Новугороду; и пришедшю отроку моему к ним, оттуда иде во Югру; Югра же людье есть язык нем и соседят с Самоядью на полуночных странах» (Лаврентьевская летопись. Л. 85а середина. 27. Сс. 234-235).

Печора, Югра и Самоядь здесь этнонимы. У первых двух народов в тексте имеются краткие характеристики, чем они примечательны для летописца:

Печора – люди, дань дающие Новгороду;

Югра – люди, язык которых нем (непонятен).

Но ведь логически вытекают из этого противопоставления и противоположные характеристики:

Печора – язык их понятный;

Югра – дань не дают.

Не означает ли это, что язык печоры не финноугорский, как принято считать априори, а близкий летописцу – славянский или балтийский (про балтов – голядь или литву – никогда не писалось «язык нем», в то время различия балтийских и славянских языков были меньше, да и постоянные контакты позволяли, видимо, понимать друг друга)?

Почти очевидно (да и нет других мнений), что летописная печора обитала на берегах реки Печоры. Беглый взгляд на гидронимию (названия рек) Печорского бассейна показывает, что в среднем и нижнем течении Печоры имеется большой пласт гидронимов индоевропейского происхождения, включая и название основной реки. Любопытно, что как в бассейне Печоры, так и в бассейне Вятки многочисленны гидронимы с формантом -ма, вплоть до совпадения названий (р. Пижма, лев. пр. Печоры, и р. Пижма, пр. пр. Вятки). Об этимологии гидронимов на – ма см. ниже. Да и вообще названия всех крупных рек Северо-востока и прилегающих районов Сибири – индоевропейские: Северная Двина, Мезень, Печора, Обь. Причем, многие финноугорские народы усвоили именно эти названия (например, Двина у карелов Viena – с отброшенным «д», Мезень у коми «Мозын», Печора – «Петшера», Обь – «Об», тогда как у ненцев – «Сале`»), причем из финноугорских языков они не объясняются. Это говорит о том, что и на крайнем Севере жили какие-то индоевропейские племена, язык которых был понятен новгородским путешественникам, и летописная печора – одно из них.

Таким образом, лапидарная информация летописи, подтвержденная другими источниками, становится говорящей.

Столь же важны в качестве материала для логических интерпретаций и ранние сведения по географии, такие как «Список русских городов дальних и ближних» (XIV в.) и «Книга Большому чертежу» (описание XVII в. карты XVI в.), но об этом будет сказано ниже.

3.1.2. Арабские, персидские и хазарские источники.

Как ни странно покажется на первый взгляд, они могут дать больше информации о северо-востоке Европы X – XIV вв., чем русские.

Молчание русских летописей этого времени о камских и вятских землях можно объяснить этническим (пассионарным) усилением черемисов, которые фактически разорвали связи Северо-востока с центрами русской государственности, где велось летописание. Марийцы (черемисы), по данным гидронимики, издавна жили в Вятско-Ветлужском междуречье (вероятно, эта народность возникла в конце I тысячелетия н.э, хотя их этногенез очень туманен). В X или XI веке сведения о черемисах попали в русские хроники, что может говорить об их активизации. Сухопутный путь из района Нижнего Новгорода на Вятку был непроходим даже в XVII веке из-за «воровства» черемисов в Вятско-Ветлужском междуречье. Еще на рубеже тысячелетий они, видимо, заняли луговой (северный) берег Волги, а мордва – горный (южный), причем воинственность обоих народов широко отражена в русских письменных источниках.

Северо-западный путь через бассейн Северной Двины (р. Юг – р. Молома, пр. пр. Вятки) был перекрыт либо черемисами, либо другим, неизвестным финноугорским народом, оставившим после себя ареал гидронимов с формантом –юг. Возможно, это была летописная чудь заволочская.

Появление Вятки в русских летописях можно объяснить разблокированием этого пути через Юго-Моломский переход, которое произошло, скорее всего, не благодаря новгородским ушкуйникам; они просто первыми воспользовались этим или же, что еще вероятнее, первыми попали в летописи. Главным фактором стало укрепление Великого Устюга и закладка целого ряда городков выше по реке Юг (Орлов, Осиновец, Сосновец и др.).

Но если население Вятки и Камы и не имело связей с Новгородом и Владимиро-Суздальской Русью, то это не значит, что оно не имело связей с цивилизованным миром вообще.

Основными транспортными путями в лесной зоне являлись реки. Стоит посмотреть на карту Восточно-Европейской равнины, как сразу бросается в глаза крупнейший речной «транспортный узел» - место слияния Камы и Волги. С запада к нему течет Волга, с севера – Вятка, с северо-востока – Кама, вбирающая в себя уральские реки, а на юг течет полноводный Итиль (Нижняя Волга). В устье Итиля было мощное государство – торговый и финансовый центр срединной Евразии – иудейская Хазария, от которой по Каспийскому морю прямой путь вел в древнюю Персию. В месте слияния Камы с Волгой самой природой предназначалось возникнуть торговому центру – и он возник. Это была Камская (или Волжская) Булгария.

С кем же было торговать населению Вятки? Через два волока с Новгородом или напрямую с Булгарией, имея выход через Булгарию на богатые арабские рынки? Ответ однозначен.

Новгородские купцы на Вятку и Каму не совались, хотя по Крайнему Северу доходили и до Сибири. По тогдашним понятиям, видимо, это была не их зона влияния, ее обходили стороной.

Мысль о тесных связях Вятки с Булгарией не нова. Она поставлена в основу топонимических изысканий известного вятского краеведа Д.М. Захарова (18, 19), который, по моему мнению, даже несколько преувеличивает влияние на Вятке Булгарии и булгарского языка. Но вот письменные источники, связанные с Булгарией, в плане отражения в них сведений о Вятке, Верхней и Средней Каме, кажется, не исследованы.

Булгария была хорошо известна в Персии, Хорезме и арабском мире, ее основными экспортными товарами были рабы и меха. Но сама Булгария эти товары, конечно, не «производила». Меха с запада в Булгарию в больших количествах поступать не могли: суздальцы и новгородцы сами рыскали за ними по северам чуть не до Енисея. Меха должны были поступать с севера или с северо-востока, т.е. по Вятке и Каме. Еще в I тысячелетии до н.э. место слияния Камы и Волги, Вятка, Кама и более северная Вычегда входили в один ареал культуры – ананьинской. То есть связи там были долгие и прочные – уходящие в глубь веков. Это подтверждает археология не только по ананьинскому, но и по более позднему времени.

В Булгарии не могли не знать о реке Вятке, которая впадает в Каму в полутора сотнях верст от ее столицы, города Булгар, и о Вятском крае, прилегавшем с севера к Булгарии. Непосредственно вблизи устья Вятки находились булгарские города (например, т.н. Чертово городище, 62). К сожалению, не было значительных письменных источников самой Булгарии, или они не сохранились. Но с начала X века Булгарию посещали арабские географы и путешественники, которые оставили интереснейшие географические и этнографические заметки, касающиеся, в том числе, славян и русов. Наверное, что-то, относящееся к Северо-востоку, можно найти и в хазарских источниках, поскольку одно время Булгария была в вассальной зависимости от Хазарского каганата.

Все дело в интерпретации. Конечно, если заранее считать, что Вятку, Верхнее и Среднее Прикамье, например, заселяли дикие финноугорские племена, то всё, противоречащее этому «очевидному» утверждению, будет признано недостоверным либо относящимся к другому региону. Вот пример одного из ранних свидетельств арабского географа ал-Истахри (930 – 933 гг.) в "Книге путей государств"(«Китаб масалик аль-мамалик»), опиравшегося на несохранившийся труд ал-Балхи (920 – 921 гг.) (перевод А.П. Новосельцева. 40. С. 411):

«Русов три группы. Одна группа их ближайшая к Булгару, и царь их сидит в городе, называемом Куйаба, и этот город больше Булгара. И самая отдаленная из них группа, называемая ас-Славийа, и третья группа их, называемая аль-Арсанийа, и царь их сидит в Арсе. И люди для торговли прибывают в Куйабу. Что же касается Арсы, то неизвестно, чтобы кто-нибудь достигал ее, так как ее жители убивают всякого чужеземца, приходящего в их землю. Лишь сами они спускаются по воде и торгуют, но не сообщают никому ничего о делах своих и своих товарах и не позволяют никому сопровождать их и входить в их страну. И вывозятся из Арсы черные соболя и олово (свинец?)… Эти русы торгуют с хазарами, Румом и Булгаром Великим».

Аналогичное сообщение имеется у Ибн Хаукаля. Оба эти свидетельства, как и другие аналогичные, восходят, по мнению исследователей, к популярному в арабо-персидском мире дорожнику (путеводителю) Ибн Хордадбеха, который написан, скорее всего, со слов купцов в 846 г., во всяком случае, не позднее 80-х годов IX в.

Общепринята точка зрения, что Куйаба – это Киев, а Славия – Новгородская земля (словене). Местоположение Арса и Арсании считается дискуссионным. Б. Рыбаков, считающий Новгород X века захолустным городком, исходя из своей киевоцентричной теории, поместил все три группы русов на Средний Днепр, в Киевскую землю (52. С. 110 – 116), отождествив Славию с Переяславлем, а Арсанию – с Роднем. Это предположение знаменитого историка очевидно противоречит арабскому тексту.

Во-первых, вся Киевская земля из далекого Булгара видится одной точкой, наблюдатель не будет выделять рядом расположенные объекты, удаленные на полторы тысячи верст.

Во-вторых, города, расположенные рядом, имеют примерно одинаковый ассортимент экспортных товаров. В тексте же особо выделены товары, вывозимые из Арса: черные соболя и олово. Откуда под Киевом черные соболя?! Конечно, жители Поднепровья могли быть посредниками, но везти соболей с Севера или из Сибири через Днепр? Менее сомнительно олово, его могли везти из Рудных гор (Крушне-Гори). Но почему только через «Арсанию», а не «Куйабу» и «Славию»? Да и далеко, и путь есть более близкий.

Можно сказать, что и на Вятке, и на Каме тоже нет промышленных месторождений олова. Но давайте вспомним, что еще в XV веке до н.э. в Среднем Прикамье был центр металлургии бронзы, для выплавки которой может использоваться олово (Турбинская культура). И в I тысячелетии н.э. прикамцы снабжали бронзовыми украшениями Европу (см. выше). Где-то они брали олово для выплавки бронзы? Не везли же из Британии и с Рудных гор? Как пишут исследователи древней материальной культуры А.В. Шмидт и А.А. Иессен, залежи олова на Урале известны с древних времен. Возможно, по их мнению, оловянная руда была доступна и в Северной России, в частности, в регионах Ладожского и Онежского озер и в бассейне Печоры. Но залежей олова не было в Средней и Южной России (80, с. 205 и далее).

Но мы отвлеклись от утверждения Рыбакова, располагающего Арс в Поднепровье. Наконец, третье и очень значимое возражение. Ал-Истахри прямо пишет о купцах Арса: «Они спускаются по воде». Из Поднепровья спускаться можно только в Черное море. Можно, конечно, подняться по притокам, через болота перевалить в окские притоки и спуститься до Булгара по Оке и Волге. Но зачем им было выбирать столь сложный путь, ведь сам Рыбаков подробно описал прямую сухопутную дорогу из Киева в Булгар, оборудованную специальными «истобами», своего рода почтовыми станциями, через каждые 70 км.

Знаменательно, что «арские князья» упоминаются и в русских, правда, более поздних источниках. В 1489 году Иван III, послав громадную рать, привел к покорности вятские города, при этом «вятчан больших людей всех и с женами и детми изведоша, да и Арских князей». «А торговых людей вятчан же иных в Дмитрове посади, а арских князей пожаловал – отпустил их в свою землю» (Софийская II летопись. Л. 321 об. 60. С. 326; также: Синодальная хроника). Причем, летописец различает вятчан и «арян»: «вятчан всех к целованию приведоша, и арян к роте приведоша» (Новгородская IV летопись. Л. 376. 39. С. 459; также: Софийская I и II летописи). Где эта «своя земля» у арских князей – из летописи не вполне ясно, но, во всяком случае, не Днепр. Неясна из текста их религиозная принадлежность (ариане, мусульмане?), но, во всяком случае, не православные. Непонятно, аряне – это религиозная или этническая характеристика.

Арские леса и Арская дорога упоминаются в русских источниках и в связи с походом Ивана Грозного на Казань, и во многих других случаях. В Кировской области и в Татарии имеются несколько топонимов с основой «арс» (об этом ниже).

Тут надо сказать, что В.В. Бартольд передавал арабский пассаж о трех группах русских в несколько ином виде, считая его принадлежащим Ибн Фадлану (5. С. 836). У него не Арс, а Арт, не олово, а свинец (олово и свинец в X в. по-арабски писались одинаково). По всей вероятности, академик Рыбаков пользовался этим или другим старым переводом (работа Бартольда была написана в 1918 г.). А до войны было принято арабскую букву ﺙ (си или са) транскрибировать русской т, а не с. В действительности, буква ﺙ звучит, как глухой английский межзубный звук th, например, в слове month. Причем персидские авторы при передаче названия Арс использовали ту же букву ﺙ, которая по-персидски звучит, как русская с. Поэтому совершенно невероятным с точки зрения лингвистики представляется отождествление Рыбаковым Арса с Роднем. Правда, любопытно, почему арабский автор применил для обозначения этой группы русов букву, звучащую, как th. Соответствующий звук был и в тюркском языке. Как соотносится этот звук в древнетюркском с татарским XVI в. и как звучали тогда интересующие нас топонимы, остается предметом для дальнейших исследований.

Обитание «русов» к северу от Булгара не должно удивлять. Во-первых, возможно, это не этническая или не вполне этническая характеристика. Арабы отличают русов и славян (сакалиба), правда, есть сообщения, что русы разговаривают по-славянски, в других случаях это понятно по тому, что разговор идет через переводчика-славянина. Во-вторых, в знаменитом арабо-персидском анонимном географическом трактате второй половины X в. «Худуд ал-Алам» упомянута Кух-е рус «Русская гора» к северу от булгар-е андарун «внутренних булгар» (77. Перс. текст. – л. 38а; перевод В.Ф. Минорского – с. 160). Из контекста понятно, что речь идет о камских булгарах (по А.П. Новосельцеву: 40. С. 373). Скорее всего, речь идет о горах Северного Урала, которые у арабов и персов считались «русскими».

Сообщают арабские авторы X века и о торговле Булгара с городом, название которого прочитывается как в…нтит и в…т, где точками заменены пропущенные гласные (36). Подробно пишет о стране Ва…т (Ва…ит) Ибн Русте в сочинении «ал-А’лах ан-нафиса» (по А.П. Новосельцеву. 40. С. 387), сообщая, что она находится «в самом начале пределов славянских» (от Булгара?). Персидский географ Гардизи сообщает о городе Вантит в переводе Новосельцева несколько по-другому: он находится «на крайних пределах славянских» (там же, с. 390). Эти свидетельства, также, как и сведения о русах и Арсе, восходят, видимо, к дорожнику Ибн Хордадбеха (IX в.).

Хазарский царь Иосиф (X в.) в своей знаменитой переписке с евреями перечисляет народы, живущие по реке Итиль. В их числе – «в-н-н-тит». (23. Сс. 91 – 102).

Принято считать эти названия относящимися к земле вятичей (см., например, Петрухин В.Я. и Раевский Д.С. 44. С. 169). При этом Петрухин и Раевский не обратили внимания, что Итилем хазары и булгары называли Каму и Нижнюю Волгу или Белую, Нижнюю Каму и Нижнюю Волгу, а Верхнюю Волгу считали ее притоком. Царь Иосиф прямо пишет: «Я живу у реки по имени Итиль… Начало реки обращено к востоку на протяжении 4 месяцев пути». Ясно, что это не Волга, а именно Белая, приток Камы, которую Иосиф считал истоком Итиля. А вятичей вряд ли можно назвать живущими по Белой и Каме. Вятчане, напротив, живут как раз рядом с древним Итилем, то есть Камой.

Вятичи, группа восточнославянских племен, обитавших в верховьях Оки и по ее притокам.

Тут нужно сделать лингвистическое отступление. Русское я в сильной позиции после согласного появилось на месте общеславянского е носового (ę). В балтийских и западноевропейских языках ему закономерно соответствует en, например:

мясо – mensa (прусс.)

вязать – vęzeł (польск. – «вензель»)

пять – πεντε (греч.)

бляду (др.-рус. – «заблуждаюсь») – blendžiuos (лит. – «темнею»).

Следовательно, корню вят- предшествовал корень vęt- и соответствует балтийский корень vent- (сравните: вятичи – венеты). Также и топониму Вятка соответствуют многочисленные балтийские топонимы с основой vent-, например, Вентспилс на реке Венте.

Следовательно, в…нтит и ва…т – это две формы одного имени: балтийская (либо другая европейская) и восточнославянская.

Топоним в…нтит - ва…т, конечно, в принципе, может относиться к земле вятичей, но с большим основанием по географическим ориентирам он может относиться и к Вятке, особенно если учесть, что на Вятской земле обитали, как мы увидим в дальнейшем, и балтийские племена, которые могли передать название города или страны в форме в…нтит.

Во всяком случае, арабские, персидские и хазарские источники надо вновь прочитать, внимательно и непредвзято. Весьма вероятно, что откроется много тайн.

3.1.3. Вятские письменные источники

К сожалению, древних письменных документов не обнаружено. Видимо, не велось на Вятке и летописание. Христианство появилось на Вятке только с началом XV века, но первые священники были, скорее всего, не шибко грамотными. Но вот дохристианские языческие памятники они, скорее всего, уничтожили. Вместе с тем есть неопровержимое свидетельство Ибн Фадлана, что еще в 922 году у русов и вису (обычно отождествляется с весью, финноугорской народностью) была письменность (22. С. 138 и сл.). Обнаружить письменные памятники того времени – задача будущих археологов. Возможно, она будет решена с обнаружением древних городов, упоминавшихся арабами – Арса и Вентита (Вятки?).

3.2. Данные топонимики

Топонимика – наука о географических названиях. Топонимы сохраняются много веков и даже тысячелетий, особенно в условиях оседлости и этнической стабильности. Топонимы – те элементы древних языков, которые доходят до нас вне зависимости от письменных источников. Конечно, они могут искажаться, но эти искажения закономерны, и характер искажений сам по себе может дать определенную информацию о происходивших этнических процессах. Я рассматриваю топонимику как инструмент историографии раньше археологии не по степени важности (все важно), а по первичности для этнической истории: только данные о языке позволяют идентифицировать археологические культуры с этносами (язык не единственный, но очень существенный элемент этноса). Кроме того, данные топонимики могут подсказать географию возможного археологического поиска, указать если не место, то хотя бы район для раскопок: «Ищите и обрящете!».

Для Вятской земли объектами топонимических исследований являются в основном названия рек (гидронимы) и населенных пунктов (ойконимы). В значительно меньшей степени – названия участков местности, болот, урочищ, озер. Сюда же примыкают (хотя и не являющиеся топонимами, но важные для нас) названия этнических групп – этнонимы. Кроме того, нас будут интересовать имена и фамилии (антропонимы); одни – как производные от этнических или родовых имен, другие (или те же) – как ставшие основой топонимов (Филипп – с. Филиппово – рч. Филипповка).

Определение возраста топонимов – важная, но очень трудная задача. Каждый раз приходится решать ее индивидуально, применительно к конкретному топониму. Например, топоним может сохранять архаическое звучание слов, хронометрированное историческим языкознанием. При этом надо учесть, что в окружении языка-родителя топоним изменяется зачастую вместе с ним и перестает изменяться по законам этого языка при смене языкового окружения либо когда отрывается от апеллятива (нарицательного имени, легшего в основу топонима), приобретая самостоятельное значение.

Принято считать, что наиболее древними являются названия крупных рек. Названия средних рек – моложе, хотя и тоже могут быть достаточно древними (тысячи лет). Названия малых речек, как правило, довольно молодые, особенно в малонаселенной местности. На карты зачастую наносились названия, данные первыми картографами, истощавшими в процессе работы свое воображение. Так появились речки Березовка Полуденная, Березовка Средняя, Березовка Ночная (в смысле – северная), 1-ая Песчаная, 2-ая Песчаная и т.д. Для малых речек характерны названия, вторичные от названий населенных пунктов или имен промышленников, имевших на них охотничьи или рыбные угодья. Названия населенных пунктов могут быть очень молодыми, но есть и весьма древние – возрастом до тысячи лет. Есть предположения, что возраст названий некоторых населенных пунктов может быть и намного больше, но для выдвижения таких гипотез нужны очень весомые обоснования.

Топонимические исследования можно разделить на два направления: отнесение топонимов к языкам-прародителям и анализ «говорящих» топонимов, семантика (значение) которых может дать определенные сведения для исторических интерпретаций.

3.2.1. Языковая принадлежность топонимов

Определение языковой принадлежности топонимов поможет идентифицировать этническую принадлежность исторических культур и на этой основе воссоздать этническую историю Вятского края. А она неотделима от этнической истории всей Восточной Европы. Именно территориальная ограниченность предыдущих исследований (хорошо обследованы Поднепровье, Волго-Окское междуречье, Северо-запад России, но имеются значительные белые пятна) могла приводить историков к ложным выводам. Возникает «эффект наблюдателя», когда близкие объекты кажутся более значительными; обнаруженные древние корни какого-либо этноса кажутся основными, поскольку другие территории не изучены. Подобное обследование Вятского края должно быть привязано не только к соседним регионам, но и к уже обследованным территориям, о которых сказано выше.

В идеале необходимо составить топонимический словарь, причем для целей этого раздела необязательна полная этимологизация топонимов, поскольку семантика апеллятивов второстепенна. Необходимо лишь по апеллятивам и топоформантам (например, суффиксам) определять языковую принадлежность топонима и, желательно, его возраст. На основе словаря нужно составить карты распространения топонимов определенной языковой принадлежности; отдельно – средних рек, малых рек и ойконимов. Затем нужно наложить эти карты на карты распространения исторических культур в трехмерном пространстве (x,y,t). Конечно, графически эти карты будут двухмерными, а третье измерение (проще всего – время) нужно будет держать в уме.

Как минимум, можно составить карты распространения топоформантов, принадлежность которых к конкретным языкам или их группам не вызывает сомнений, как это сделано в классической работе В.И. Топорова и О.Н.Трубачева (64) и в книге Н.Д. Русинова (51). В этой связи очень важно языковое соотнесение распространенных гидроформантов –ма, -да, -юг, -ик и –им (-ым), о которых еще будет сказано ниже.

В Кировской области такая работа на серьезном уровне не проводилась, исследователи наталкивались на непреодолимые трудности в этимологизации топонимов, которые объясняются применением только финноугорской версии происхождения гидронимов, тогда как средства других языков не привлекались. В некоторых других работах (Э.Д. Головина, Е.Н. Мошкина), посвященных русским и тюркским топонимам, ставились более локальные задачи. Исключение - статья Л.Н. Макаровой (30), о которой будет сказано в дальнейшем.

Мои (пока только поверхностные) исследования показывают, что финноугорское происхождение имеют не более 5% гидронимов, а среди дорусского субстрата – порядка 10% (цифры приблизительные). Для этимологизации топонимов необходимо привлекать как минимум языки трех семей.

Индоевропейская семья

Русский язык.

Наиболее интересно для наших целей нахождение древнерусского субстрата или даже праславянского (если таковые есть). При этом необходимо тщательно проверять возможность происхождения топонимов из близких языков, а также их переосмысления из иных языков.

Например, название села Истобенск (совр. Оричевский р-н Кировской обл.) может происходить как из древнерусского истъба, так и из лтш. istaba «комната». Но русский суффикс –енск свидетельствует, скорее, в пользу русской версии. В подтверждение этого говорит также то, что само лтш. istaba считается заимствованным из русского (М. Фасмер), и, наконец, расположение двух сел под названием Истобное на древнем пути из Киева в Булгар, где балтийский элемент не характерен (Рыбаков Б.А. 52. С. 110). С лингвистической точки зрения нельзя исключить и происхождение этого названия от времени балтославянской языковой общности, хотя это и выглядит фантастически. (Впрочем, в районе этого села находится Тиваненковское городище VII – III вв. до н.э., и при некоторой доле фантазии можно рассмотреть его как предтечу Истобенска).

Другой пример: р. Нерсма (пр. пр. Суны, пр. пр. Вои, лев. пр. Вятки) или из русского нереститься, или из лтш. nersti «нереститься». С лингвистической точки зрения (по-русски было бы *Нерстьма, *Нерестьма, а еще вероятнее – *Нерестянка) я отдаю предпочтение балтийской или балтославянской версии.

А р. Рыбас (лев. пр. Вои) заведомо не имеет отношения к русской рыбе, поскольку окончание – нерусское. Скорее, от лтш. ribati «греметь» с окончанием им. пад. м.р., поскольку маленькая речка вполне производит впечатление ручья, который в балтийских языках тоже мужского рода. Семантика обычна как в русской, так и в балтийской топонимии (ср. Гремячий ключ и т.п.).

Малопродуктивна этимологизация топонимов от диалектных апеллятивов русского языка, например, названия многочисленных рек Холуница от холун «речной нанос» или р. Слоты (лев. пр. Сандаловки пр. пр. Вятки) от слота – «грязь». Желательно выяснять происхождение и самих апеллятивов, поскольку они могут привести к другим языкам или к праславянским временам, что гораздо информативнее для историографии.

Балтийские языки.

Удивительно, но на наличие топонимов балтийского происхождения почти никто не обращал внимания, хотя они, как мы увидим, и многочисленны, и повсеместны. М. Фасмер ограничивал с востока территорию распространения балтийских гидронимов Московской областью. В последнее время стало общепризнанным доводить балтизмы до Нижегородского Поволжья.

Попытки продвинуть границу балтизмов дальше очень робки. Р.А. Агеева, этимологизируя оз. Липшо (Торопецкий уезд) из лит. lipti «липнуть, прилипать», привела пример литовского оз. Lipšys и р. Липша в Казанской губ. (ныне республика Марий Эл – С.У.) и снабдила его примечанием «несколько неожиданное соответствие». (3. С. 192). Но еще в конце XIX в. известный этнограф И.Н. Смирнов заметил, что до марийцев и до удмуртов на территориях их расселения жили какие-то «неизвестные племена» (55, 56). Он приводит целый список домарийских названий рек: Ветлуга, Кокшага и др. – и приходит к заключению, что они «не поддаются… объяснению из живых финских наречий и принадлежат, судя по сходству или даже тождеству, народу, занимавшему громадное пространство от меридиана Москвы до меридиана Перми».

Но гидроним Ветлуга этимологизируется как из балтийских (Н.Д. Русинов), так и из русского языка (очевидно). А почему никто не заметил, что Кокшага – тоже!? Koks по-латышски «дерево», s – š – типичное для балтийских языков чередование; -уга и -ага – типичные для балтийских и славянских топонимов суффиксы. Сравните ручей Кокуй (Кукуй) при лтш. koku – «лесной» на территории города Москвы, где балтизмы обычны (58). Впрочем, корень кок- принадлежность не только балтийских языков, но и говоров русского языка (Кокша ж. вологодск., «дерево скрытое водою и замытое на дне реки или выкинутое на пожню»; Кокуй м. диал., в т.ч. вятс. – среди многочисленных значений –«небольшой лесной островок»). Однако формант –ш- говорит, скорее, о балтийском происхождении гидронима Кокшага (см., в частности: Откупщиков Ю.В. 42).

О балтийских гидронимах на русском Севере говорил и екатеринбургский топонимист А.К. Матвеев, но, кажется, он не затрагивал регион Вятки.

Мы же сейчас можем уже с уверенностью констатировать, что «загадочный народ», о котором говорил И.Н. Смирнов, - балты или балтославяне. На территории Марий Эл балтийский субстрат повсеместен (кроме приведенных выше – рр. Липша, Перша, Ноля, две Нольки, Илеть, Ашит и др.). На территории Кировской области в бассейне Вятки гидронимы балтийского происхождения встречаются часто, причем, есть гидронимы, не вызывающие никаких сомнений в их балтийском происхождении. В ряде случаев можно проследить и диалектные особенности вятских и «марийских» балтизмов, хотя для полной картины необходимы дополнительные исследования лингвистов, специализирующихся на балтийских языках.

К предположительно балтийскому можно отнести название реки Медяна (пр. пр. Вятки) – ср. прус. median от балт. *med «лес»; другая гипотеза – от праиндоевропейского *medhio – «средний», от которого происходят рус. межа, между, лат. median и т.д. Уточнить происхождение трудно, т.к. само балтийское *med восходит, возможно, к праиндоевропейскому *medhio с первоначальным значением «разделительная лесополоса». (Сюда же, видимо, следует отнести р. Медяну в бас. Суры, р. Медынь в бас. Оки, р. Мезень и мн. др.). Также со знаком вопроса сюда отнесем р. Кезва (лев. пр. Иванцовки, лев. пр. Вятки) – при лит. kežti «вздуваться, распухать»; р. Кирс (пр. пр. Вятки) – написание XIX в. Кирса при лтш. ķiris «чайка»; и мн. др.

Как пример балтизма с диалектными особенностями В.Н. Топоров и О.Н. Трубачев приводят название реки Залазна в Верхнем Поднепровье. Эту и другие реки с аналогичными названиями (Залазинка, Жалижа, Жалож) они возводят к апеллятиву, означающему «железо» (64, с. 240). Причем замену ž на z они отмечают в регионе, где обитала летописная голядь, то есть считают это признаком голядского диалекта.

Голядь, балтийское племя, упоминаемое в русских летописях 11-12 вв.; жило в бассейне реки Протвы, правого притока реки Москвы, между вятичами и кривичами. В 12 в. большинство Г. было ассимилировано славянами. (БСЭ)

Заметим, что река Залазна есть и в бассейне Вятки (пр. пр. Белой, пр. пр. Вятки). Самое интересное, что в районе вятской Залазны находится крупное месторождение железных руд, которое эксплуатировалось много веков. Но я бы не стал столь однозначно относить название этой реки к балтизмам. Дело в том, что слово, обозначающее железо, - балтославянское с предполагаемой основой *ghel(e)g’h (Pokorny. 114), причем в славянских языках в результате сатемизации оба звука g перешли в свистящие или шипящие, а в большинстве балтийских – только второй (g"): лит. geležis, жем. gelžis, прус. gelso, но лтш. dzelzs. Очевидно, что звучание Залазна ближе к современному украинскому залiзна «железная», чем даже к латышскому dzelza: оно именно славянского типа. Вторая гласная а имеет диалектный характер (ср. болг. желязна и польск. želazna). Так что надо признать, что если гидроним Залазна и аналогичные и относятся к диалекту балтийского языка типа голядского, то этот диалект был очень близок к славянскому.

Но к безусловно балтийским можно отнести:

р. Илгань (пр. пр. Снигиревки, лев. пр. Быстрицы, лев. пр. Вятки) – при лит. ilga «длинная, долгая» и гидронимах в Литве: оз. Ильги, р. Ильга, р. Ильгянка;

р. Бартемка (лев. пр. Вятки) при лтш. bart «бранить» (ср. рус. бурчать, ворчать), реках Barta и Bartuva в Латвии и многочисленных примерах образования названий мелких речек от подобных апеллятивов в славянских и балтийских языках – в данном случае через *Bartьma > *Бартема с оформлением русским уменьшительным суффиксом –ка на современной языковой почве;

р. Илеть (пр. пр. Быстрицы) при лтш. ila «очень темная» и рус. ил от праиндоевропейского корня *il «грязь, ил, чернота», но с балтийским словообразовательным формантом –et.

В границах современных Сунского и Нолинского р-нов мной обнаружена территория почти сплошной балтийской гидронимии: рр. Суна, Рыбас, Ноля, Пилья, Нерсма, Лобань, Маюровка, Еранка, Елпань. На этой же территории находятся, как это ни удивительно, и ойконимы балтийского происхождения, например, две деревни Ерпули (Сунский и Нолинский р-ны). Ср. лтш. jēra «овца» и pūli «толпы», т.е. jērpūļi можно интерпретировать как «отары» по аналогии с лтш. karapūļi «полчища (врагов)», где kara – «военный, армейский».

Из ойконимов балтийского происхождения: пос. Лянгасово, дер. Лянгасы (близ Кирова), дер. Кокуй (многочисленные), дер. Тоскуй (близ п. Суна), сл. Кукарка (ныне г. Советск), хотя часть из них, возможно, через русские диалектные апеллятивы (кокуй и лянгас) балтийского происхождения (о слове ленгус (лянгас) см. Откупщиков Ю.В. (43, с. 122).

Балтославянский праязык

Многие историки языка считают, что и балтийские, и славянские языки выделились из общего праязыка, либо предки балтов и славян составляли т.н. балтославянский континуум, внутри которого не было четкой границы между диалектами славян и балтов. Хотя концепции общего праязыка и балтославянского континуума и не являются общепризнанными, с большой степенью достоверности можно считать, что предки балтов и славян в первой половине I тыс. до н.э. говорили на очень близких языках, с большими или меньшими диалектными отличиями. (О различных аспектах генезиса балтийских и славянских языков см., например, Хабургаев Г.А. 73 и Порциг В. 48).

Следовательно, топонимы, имеющие древнее происхождение, могут быть образованы нашими предками, которых трудно отнести однозначно к балтам или славянам, говорящими на общем или близких языках. Их можно назвать протобалтославяне или, короче, балтославяне.

К топонимам балтославянского происхождения можно отнести топонимы, этимологизируемые как из русского, так и из балтийских языков. Такие топонимы нужно считать «кандидатами» на древнее происхождение. Но в каждом конкретном случае надо разбираться в хронологии словообразовательных приемов. Например, есть суффиксы, которые утратили свою продуктивность; для многих из них можно определить (конечно, приблизительно) время этой утраты. Таким образом можно установить временные границы образования топонимов с этими суффиксами и определить, образовался топоним во времена балтославянского единства или после распада языковой общности.

Но даже если топоним этимологизируется при помощи языковых средств только одной группы (славянской или балтийской), это не является доказательством его «молодости». Возможно, что соответствующая основа и/или суффикс были присущи праязыку, но сохранились только в одной из этих языковых групп.

Я обозначаю здесь лишь направление для будущих исследований, безусловно, трудоемких, но именно они могут дать картину этнической истории как Вятской земли, так и всей лесной зоны Восточной Европы, предположительно заселенной балтославянскими племенами.

Претендентами на относительную «древность» можно считать гидронимы с суффиксом –н-. Как пишет Ю. Откупщиков («БОРОНА и БОРОЗДА»// 43. С. 92), «этот суффикс, потерявший или почти потерявший свою продуктивность в большинстве индоевропейских языков исторической эпохи, был весьма широко распространен в древний индоевропейский период». Еще больший возраст, видимо, у суффиксов –д- и -м-, также распространенных в вятской топонимии.

Конечно, надо понимать, что суффикс, «приклеившись» к корню в древнее время, мог попасть в топоним вместе с корнем уже в новое время, как, например, в распространенном гидрониме Суна: ср. лтш. suna «моховая, мшистая».

Также, поскольку эти суффиксы были присущи большинству индоевропейских языков, необходимо отделять от балтославянских топонимов совсем уже древних «козлищ» общеиндоевропейской эпохи, если таковые есть (см. далее).

Индоиранские (арийские) языки

Индоиранские языки, особая ветвь индоевропейской семьи языков, включающая индийские (индоарийские), иранские и дардские языки. Возможно, что первоначальное ядро этой общности сложилось ещё в южнорусских степях (следы контактов с финноуграми, имевшие место, скорее всего, к северу от Каспия) и продолжало развиваться в период расселения в Средней Азии или на смежных территориях. Наличие индоиранской языковой и культурной общности подтверждается данными сравнительно-исторической грамматики и лексики этих языков, включающей целый ряд одинаковых элементов, обозначающих ключевые понятия индоиранской культуры, религии, социальных установлений, именослова, в том числе самоназвание *arya - «арии», материальной культуры и т.д. Современные И. я. распространены в Индии, Пакистане, Непале, на Цейлоне (индо-арийские), в Иране, Афганистане, Пакистане (западная часть), Ираке (северные районы), Турции (восточная часть), СССР (Таджикистан, Кавказ). (БСЭ)

Гипотетически индоиранский субстрат (субстрат – топонимы, происходящие из языков, не сохранившихся на данной территории) можно ожидать из следующих эпох:

а) древнейшее время (неолит и ранняя бронза);

б) скифское время;

в) сарматское время;

г) постсарматское время.

Рассмотрим по порядку.

А). Многие исследователи помещают прародину ариев в район Урала, как к востоку, так и к западу от него. Но если осторожные историки видят ее на Южном Урале (чему есть, кажется, веские доказательства), то «ведисты» (исследователи древних вед) относят ее чуть ли не за Полярный круг. Если их мнение хотя бы наполовину верно, то прародина индоиранцев (или хотя бы одной из этих ветвей) может оказаться как раз на Вятке и Каме. Впрочем, по топонимам столь древнего происхождения вряд ли можно различить конкретную языковую принадлежность топонима, так как предки иранцев и индо-ариев говорили тогда на близких языках. Поскольку более позднее присутствие иранцев (народов, говорящих на языках иранской группы) на Вятке весьма вероятно, есть основания говорить именно об иранской принадлежности топонимов либо (если доказано древнее происхождение) об индоиранских, выделяя индо-арийские лишь в несомненных случаях. Конечно, гипотетически нельзя исключать и сохранение реликтовых групп индоиранцев – потомков неолитического населения – и в более позднее время.

Б). В I тысячелетии до н.э. территорию Северо-востока Европы, включая Вятку, заселяли племена ананьинской культурной общности. Принято считать эти племена финноугорскими (74, 75). По моим предположениям, эта культурная общность была или не повсеместна, или полиэтнична. Тем не менее, хотя бы часть территории бассейна Вятки она занимала. В раскопках могильников и поселений этой культуры обнаружено множество предметов скифского происхождения. Петрухин и Раевский предполагают, что это могут быть археологические следы «других скифов», которые, по Геродоту, отделились от своих сородичей и продвинулись далеко на северо-восток, за земли тиссагетов и иирков (предков мордвы и мери?) (44, с.112). Другой вопрос, что многие исследователи не уверены в моноэтничности скифов, есть предположения, например, что скифы-«пахари» были славяноязычными, тогда как ядро скифского объединения было безусловно ираноязычным (1). А на каком языке говорили «другие скифы»? На этот вопрос может дать ответ только топонимика.

В). В III в. до н.э. хозяевами Степи вместо скифов стали ираноязычные же сарматы. Учитывая обширность сарматской «империи», можно ожидать культурного влияния их и на лесную зону Восточной Европы. Но вряд ли сарматы непосредственно селились в лесу, в том числе и на берегах Вятки, в период их расцвета (III в. до н.э. – III в. н.э.); в степях им было много привольнее. Сарматы контролировали главные торговые пути Евразии, а язык торговли зачастую подавляет местные языки. И все-таки не столько появление ираноязычных топонимов того времени можно считать маловероятным, сколько возможность их хронологизации, поскольку они могут «тонуть» в топонимах того же языкового происхождения более позднего времени.

Г). Сарматский племенной союз был сначала разбит готами в III в., а затем и на сарматов, и на готов обрушились гунны. Сарматы частично вошли в состав гуннского союза, частично – отступили на окраины ареала: на Северный Кавказ, в Крым, вверх по Волге и Дону. Разбившись на отдельные племенные группы, они уже перестали представлять силу в Великой Степи. Они обосновались было на Средней Волге и в устье Камы, но туда пришли остатки гуннского союза – тюркоязычные булгары. Некоторые племена потомков сарматов вошли в состав Булгарского государства. Их участие в этногенезе камских булгар несомненно, что проявилось в языке булгар и их языковых наследниках – чувашах (в большей) и казанских татарах (в меньшей степени). Но какая-то часть потомков сарматов отступила еще севернее, предположительно – к бассейну Вятки (р-н Малмыжа – по мнению Ф.И. Гордеева - 14, который основывается на изысканиях И. Синицына - 54; другая точка зрения у В.Ф. Генинга - 12) и, видимо, достигла даже Вычегды (могильники типа Веслянского I – 20а. С. 39 - 41).

Интересно, что по мнению многих историков (Вернадский, Цветков и др.) поздние сарматы часто смешивались со славянами. В некоторых антских племенах верхушка была сарматская, а основное население – славянское. В других – от сарматов оставалось только племенное имя.

Трудно представить себе друга степей сармата на лодке, разве что на лодке стоит конь. Но бездорожные лесные пространства можно осваивать только по воде, и главное средство передвижения здесь – лодка. И не случайно в могильниках типа Веслянского (сарматских) обнаружены захоронения в лодках, что в более позднее время (как мы знаем из арабских источников) было характерно для древних русов. Логично предположить, что на Севере, так же, как и в причерноморском регионе, образовался симбиоз из сарматов и славян и сарматские могильники были в действительности сарматорусскими. (Захоронения в лодках типично и для скандинавских викингов.)

Так или иначе, но потомки сарматов в послесарматское время (IV – X вв. н.э.) Вятку не могли миновать, и искать иранские следы этого времени в вятской топонимии логично.

Первым обнаружил топонимы иранского происхождения на Вятской земле Д.М. Захаров (18, 19), правда, он объясняет их булгарским посредством, через проникновение сарматских корней в булгарский язык. Как мы видим, потомки сарматов могли называть вятские речки и поселения и лично, так сказать, участвуя в этом увлекательном процессе.

Еще раз повторю, что ираноязычные племена могли попадать на Вятку в различные исторические эпохи, поэтому задачей 2-го порядка является не только выявление иранских топонимов, но и определение их возраста.

Кельтские языки

Кельты (греч. Κελτοι), близкие по языку и материальной культуре племена, обитавшие первоначально в 1-й половине 1-го тысячелетия до н. э. в бассейнах Рейна, Сены и Луары и верховьях Дуная и позднее заселившие территорию современных Франции, Бельгии, Швейцарии, юга ФРГ, Австрии, северной Италии, северной и западной Испании, Британских островов (К. Британии получили название бритты), Чехии, частично Венгрии и Болгарии. Римляне называли их галлами (лат. Galli), отсюда название основной территории их расселения - Галлия. К., проникших в 3 в. до н. э. в Малую Азию, называли галатами. (БСЭ)

Кельты на Вятке – это, конечно, совершенно невероятно. Однако есть несколько фактов, которые вместе могут позволить рассмотреть это предположение хотя бы в качестве рабочей гипотезы.

Западнее Вятки есть древний город Галич (н. Костромская обл.). Этимология топонима Галич считается не вполне ясной. Одно из предположений – это название перенесено из Западной Руси, от другого города Галич – не вполне убедительно. Общепризнанная этимология западного Галича – от кельтского племени галаты, которые оставили целый ряд ойконимов: Галиция (Западная Украина), Галатия (Малая Азия), Галисия (Испания), Галата (район Стамбула), два города Галац (Румыния) и т.д. В районе западного Галича добывали соль, поэтому было и другое предположение о происхождении названия – от кельтского апеллятива со значением «соль», ср. валл. halen, др.-корн. halion. Но она не проходит по лингвистическим соображениям: во всех европейских источниках Галич и Галиция начинаются на G, а в западноевропейских языках h никогда не переходит в g. И в то же время можно заметить, что многие европейские ойконимы, связанные с добычей соли, имеют кельтское происхождение, например г. Галле (Halle) на р. Зале (Sale). В данном случае и то и другое от апеллятива «соль», но город – от кельтского, а река – от германского или балтославянского. Начальное Гал- в топонимах Галич и Галле имеют разную этимологию (от gal- и hal-), но происходят из одного языка! Любопытно, что оба апеллятива – означающих «соль» и «галл» - если наши предположения верны, сходятся в названии другого древнего города, расположенного рядом с восточным Галичем, - городе Солигалич.

Таким образом, можно предположить, что древние галлы, будучи сильнейшим племенем в варварской части Европы, контролировали стратегические соляные месторождения, отчего города при них получали кельтские имена. Причем русский суффикс –ич в названии Галич говорит о принадлежности галлам либо о предпрошедшем времени галльского (кельтского) контроля (от *галичь – принадлежащий потомкам галлов).

Считается, что следы кельтов доходили на северо-восток вплоть до Новгородской земли и Ладоги. А не дальше ли? Не простиралась ли их загребущая длань вплоть до нашего Галича? Хотя бы как контроль над стратегическими запасами соли?

А при чем здесь Вятка? Вятская земля и древний город Вятка (дохлыновского времени) считались вотчиной галицкого князя (см. договорные грамоты Василия II и Юрия Галицкого от 11 марта 1428 г.: 83. С. 20). Хотя, конечно, вотчинная зависимость Вятки была только на бумаге, скорее, как притязание галицких князей. Мы знаем, что связи Вятки с землями Русского государства были прерваны до 1374 года и восстановлены только через Устюг, по Югу и Моломе, а Вятка была вплоть до 1489 г. совершенно самовластной. Это может означать, что притязания Галича на Вятскую землю говорят о каких-то более древних связях.

Впервые сообщил о кельтах (галатах) цивилизованному миру Геродот, передав их имя в двух формах: κελτοι и γαλαται. Мы знаем, что самоназвания многих кельтских народов содержат корень gal-: галлы во Франции, гаэлы в Шотландии, галаты в Восточной Европе. В западной Карелии есть местечко Калаттома, которое можно интерпретировать как «земля галатов». Финны не произносят звук г в начале слова, заменяя его на к; -то- - суффикс принадлежности; -ма от маа – фин. «земля». В Лахтенпохском р-не Карелии – оз. Калаттоманлампи. Севернее Хельсинки есть многочисленные ойконимы с основой kelt-: Келтакангас, Келтаниеми, Келтиянен. Не являются ли топоосновы kelt, kalat и этноним kelt отражением этнонима galat, попавшими в топонимы и к Геродоту через финское посредство? Во всяком случае, вряд ли этноним κελτοι Геродот нафантазировал. Фактом являются также многочисленные ойконимы с основой gal- почти во всей Европе и с основой kelt-, kalat- в самых северных районах, в местах обитания финских племен.

В связи с этим отметим две реки: Южная Кельтма, пр. пр. Камы и Северная Кельтма, лев. пр. Вычегды, которые берут начало в одной местности (север Пермской обл.) и текут в противоположные стороны. Мне представляется неверной интерпретация гидроформанта –ма от общефинского маа «земля, местность». Но в данном случае можно предположить первичным название местности, из которой вытекают две реки. И опять-таки мы видим, что эта местность имела стратегическое значение, как соединяющая (или разъединяющая) две крупные речные системы – Вычегды (Северной Двины) и Камы (Волги).

Эта предположительная «кельтская земля» расположена к востоку от Вятки, т.е. Вятка – между Галичем (городом галлов или потомков галлов) и «землей кельтов» - тех же галлов.

На Верхней Каме, в непосредственной близости от Вятки, есть село Лойно (Верхнекамский р-н Кировской обл.). Но loin – очень распространенный топоформант в кельтских землях Британии. По-гаэльски loinn – мест. пад. от lann «то, что огораживают, огороженное место». Правда, ойконим Лойно можно объяснить и из русского: от глагола лить. Но использование апеллятива с такой семантикой более характерно для названий водных объектов, а не населенных пунктов.

Кое-какие кельтские следы можно заметить в вятском диалекте, и наоборот.

Например, слота во многих диалектах «слякоть, мокрядь». Слово общеславянское, имеет общеиндоевропейские корни. В германских языках - близкое значение, например, нор. sletta «дождь со снегом». Но именно в диалектах, близких к вятскому, и в кельтских языках это слово имеет несколько иную семантику:

слотина – «небольшое, но вязкое болото»;

слотить – «грязнить, пачкать, плескать и лить вокруг»;

ср. гаэл. и ирл. slod – «лужа, грязь, барахтаться в воде, пачкать, грязнить, марать».

Корень отражен и в гидронимии: вблизи Кирова есть р. Слоты, лев. пр. Сандаловки пр. пр. Вятки. См. также нас. пункты Слотино в Нижегородской обл. и Slotten на севере Норвегии.

Примеров, подобных приведенным выше, в моих материалах не много, но они есть и еще. Во всяком случае, я бы не решился отвергнуть кельтскую гипотезу только по причине ее экзотичности.

Германские языки

Германские языки, группа родственных языков, распространённых преимущественно на З. Европейского континента. Одна из ветвей индоевропейской семьи языков. Современные Г. я. - английский, немецкий, нидерландский (голландский), фламандский, фризский - относятся к западной группе. Шведский, датский, норвежский, исландский и фарерский языки образуют северную, или скандинавскую, группу Г. я. (БСЭ)

Сразу напрашивается этимологизация названия р. Сандаловка (пр. пр. Вятки, р-н г. Кирова) из германских языков – от протогерманского *sanda- «песок, песчаный» (англ. sand). Основы, указывающие на характер дна реки (песок, ил, глина, камень) типичны в гидронимии всех народов. Ср. также р. Санда (лев. пр. Линды, Нижегородская обл.), оз. Сандал (Карелия), дер. Сандалово (Череповецкий р-н Вологодской обл.).

Но эти топонимы могут быть этимологизированы и из иранского sant «камень», имеющего, видимо, общее происхождение с германским sanda. Слова сандал (сантал) и сандалия также индоиранского происхождения от основ, означающих «светлый, блестящий» и, предположительно, «почва», по своей семантике могущих быть основой гидронима. Конечно, трудно отнести к иранизмам название озера в Карелии, но есть и р. Сандата (пр. р. Егорлык, Ставропольский край), которую, с другой стороны, трудно отнести к германизмам по географическому положению. Сложность в том, что корень общеиндоевропейский.

Есть на Вятке еще несколько топонимов, у которых можно предположить германское происхождение, но все это под вопросом.

Кстати, на корреляцию названий рек Вишера на Северо-востоке Европы (пр. Волхова; пр. Вычегды; пр. Камы) с древним названием германской реки Везер (древневерхненемецкое Wisura, лат. Visurgis) указывал еще М. Фасмер (107). Но и здесь двойственная картина: название реки на территории Германии может быть балтийского или славянского происхождения, тем более что та же основа встречается и на неоспоримо древней балтославянской территории Верхнего Поднепровья, в Литве и древней Пруссии (64. С. 180). (Заметим для полноты, что А.К. Матвеев в одной из работ (31) связал гидронимы Вишера с гидронимами Бисера (лев. пр. Вятки) и Бисерть (пр. пр. Уфы, пр. пр. Белой, лев. пр. Камы), усмотрев в них угорское происхождение, что, конечно же, ошибочно, т.к. исконные финноугорские слова не начинаются на звонкие взрывные согласные.)

Но есть один гидроним, который если не на 100, то на 99% можно считать германским, вероятно, эпохи викингов. Это р. Гостиладор (лев. пр. Летки). Сама это река течет по территории респ. Коми, но относится к бас. Вятки. Это название дает веские основания вести топонимический поиск, в том числе, и в германском направлении. Об этимологии гидронима Гостиладор – см. ниже.

Праиндоевропейский язык

Нельзя полностью отбрасывать версию сохранения древних реликтовых названий праиндоевропейского времени, во всяком случае, того времени, когда разделение индоевропейских языков еще не было явно выражено, т.е. III тысячелетия до н.э. Нельзя также заведомо отрицать существование на определенных отрезках времени ныне вымерших индоевропейских языков, собрать данные о которых мы можем только с помощью топонимики (как это случилось с палеобалканскими языками, в т.ч. с языком древней Трои). Эти проблемы выходят за пределы моей работы.

Замечу лишь, что этимологизировать топонимы второго типа (из вымерших языков) можно только в том случае, если в этих топонимах есть элементы (основа и суффикс), совпадающие или коррелирующиеся с элементами известных родственных языков либо воссозданными элементами праязыка. Но в этом случае вдвойне сложно отличить топонимы первого типа (из праязыка) от второго.

По моему предположению, к топонимам первого типа, наиболее древним, относятся гидронимы с суффиксом –ма. Многие из них имеют общеиндоевропейские корни древнего происхождения, например, mol- (Молома), lek- (Лекма), Также за пределами Кировской обл.: корни oš- (Ошма, пр. Пижмы), sar- (Сарма, пр. Мокши), ser- (Сердемь, Сердема, пр. Пьяны) и т.д.

Также претенденты на древнеиндоевропейское происхождение – две реки Кобры (если предположить первоначальный корень kub-) и две реки Немды (пр. пр. Пижмы и лев. пр. Вятки).

Но, вообще говоря, необходим системный анализ групп гидронимов с этими суффиксами (-ма, -ра, -да), не ограниченный, конечно, рамками локальных территорий.

Рискну предположить и наличие очень древних ойконимов. Например, странным выглядит название дер. Мундоро (вблизи г. Орлова) в окружении совершенно русских ойконимов (Криничи, Усковы, Назаровы, Боярское и т.п.). Название этого населенного пункта удивительно совпадает (конечно, учитывая закономерные для русского переходы dh>d и o>u) с воссозданной праиндоевропейской основой *mondh-r-o (Pokorny J. 114, I, 730), которую можно перевести как «мудрый» или «бодрый, деятельный». Хотя, разумеется, вероятнее предположить балтославянское происхождение из общей основы *mo dr-, где o - о носовое; ср. лит. mandras «бодрый, деятельный, проворный, умный, гордый», рус. мудрый - через прозвищное или родовое имя. В это тоже трудно поверить, так как тогда надо предположить, что этому названию не меньше тысячи лет. Но стоит приехать в деревню Мундоро, на высокий берег Вятки, осмотреться вокруг, чтобы понять: именно здесь должны были селиться наши предки, если они были мудрыми, деятельными и гордыми!

Финноугорские языки

Поскольку считается, что территорию Кировской области и всего Северо-востока Европы заселяли финноугры (плюс самодийцы на Крайнем Севере), то практически все гидронимы уже пытались выводить из финноугорских языков. Но действительно научных работ не так уж много (отметим, например, работы Ф.И. Гордеева из Марий Эл и А.С. Кривощековой-Гантман из Перми). При этом даже самым крупным специалистам не удается избежать субъективизма, возможно, потому, что они являются представителями малых народов.

Например, проф. И.С. Галкин (Йошкар-Ола) считает гидроним Ветлуга русским переосмыслением марийского названия. С этим трудно согласиться: –уга является типичным балтославянским суффиксом, а ветла (также лтш. vituols «ива») – вполне подходящая основа для речного топонима, которые часто образуются от названий преобладающих растений. Нельзя исключить образования гидронима Ветлуга, как и апеллятивов ветла и vituols, от общего балтославянского корня вит- (рус. вить, лит. vyti и т.п.) со значением «извилистая». (Другая версия: от балт. vieta «место» и lauk- «поле» - Ф.И. Гордеев.) Топонимическое окружение (Волга, Керженец, Уста, Урга) и простота этимологии дают балтославянским версиям предпочтение. Другое дело: «На Ветлуге всегда жили марийцы!». Если брать это утверждение на веру, тогда приходится использовать экзотические рассуждения Галкина.

Но все же, если отбросить явно сомнительные случаи, большинство научных этимологий специалистов из финноугорских республик надо принять. Другое дело – работа доморощенных топонимистов, сопоставляющих географические названия с лексемами из многочисленных словарей «по сходству звона» (выражение В.К. Тредиаковского). Отсюда появляются и получают широкое распространение такие перлы, как Уржум - «увидел белку» (мар.).

При этимологизации из финноугорских языков надо учесть, что эти языки далеко разошлись друг от друга, не менее, если не более, чем индоевропейские. Например, общность языков угорской группы с другими финскими языками видна только специалистам. Предполагается, что языки этой группы выделились из общего праязыка, по разным оценкам, 5 - 7 тысяч лет назад. Но и прибалтийскофинские, поволжскофинские и пермские имеют не так много общих лексем, т.к. испытали сильное и различное влияние соседних языков. Поэтому этимологизация «из финноугорского языка» бессмысленна. Надо определять, из каких конкретно языковых групп (или из древнего праязыка) произошли те или иные топонимы.

А вообще говоря, разделять топонимы индоевропейского и финноугорского происхождения чаще всего несложно даже при беглом рассмотрении. Слишком различны языки этих семей. Например, в финноугорских языках слова никогда не начинаются (за исключением заимствований новейшего времени) на звонкие взрывные согласные, согласные ж и з. Крайне редки два согласных подряд в начальной позиции, тогда как согласные к, п, т в начале слова явно преобладают. С другой стороны, индоевропейские языки – флективные, т.е. словообразование происходит преимущественно при помощи флексий, например, многозначных суффиксов и окончаний, тогда как финноугорские языки (также как самодийские и тюркские) – агглютинативные, в которых слова образуются, образно говоря, «прилипанием» основ и однозначных аффиксов.

В топонимике это проявляется в том, что концы у индоевропейских топонимов, как правило, суффиксные: Вятка, Быстрица, Летка, Коряжма, Молома, Чепца и т.п. У финноугорских топонимов в конечной позиции находятся, как правило, апеллятивы, обозначающие тип географического объекта, их называют топоформантами: Косью от ю «река» (коми), Колянур от нур «поле» (мар.), Порывай от вай «проток» (удм.).

Считается, что возможны случаи отбрасывания финноугорских топоформантов на русской почве, но это редкое исключение. Чаще они определенным закономерным образом преобразуются, исходя из языкового удобства новых «пользователей». Например, топоформанты –нгер, -нер, -нерь, -гер с предшествующей гласной, по мнению Н.Д. Русинова (51), выводятся из исходного марийского энер «речка».

При этом надо учесть, что индоевропейские и финноугорские концы, имея различную природу, могут формально совпадать, например, индоевропейские суффиксы –ва и –ма совпадают по звучанию с финноугорскими топоформантами, восходящими к апеллятивам ва – коми «вода, река» и маа – фин. «земля, местность». Правда, финноугорское ва ограничено в распространении ареалом пермских языков, потому что в языках других финноугорских групп не зафиксировано (скорее всего, это слово заимствовано из индоевропейского, ср. вода, water и под., либо ностратического происхождения). А следов пермских языков далеко за пределами проживания нынешних пермских народов не обнаружено (исключения – Крайний Север и Западная Сибирь, которые коми осваивали вместе с русскими).

Напротив, апеллятив маа имеет аналоги в других финских языках, но по своей семантике он, мягко говоря, мало подходит для образования гидронимов.

Пермские языки

Территория нынешнего расселения пермских народов непосредственно примыкает к Кировской области, причем, центрами этногенеза удмуртов явились притоки Вятки Чепца и Кильмезь. По этим причинам неудивительно присутствие в бассейне Вятки пермских гидронимов, имеющих характерные речные форманты –ва, -ю, -шор (-сор), -вож, -чер (-сер), -ёль, -йыв (-ив) для коми языков и –вай, -шур (-сур) для удмуртского языка. А. Кривощекова-Гантман (25, 26) полагает, что формант –я может быть не только хантыйским «река», но и переработанным на русской почве пермским (коми) –ю «река».

Заметим, что –я может быть и русским, и балтийским окончанием, например, р. Белая на русской территории, Akija, Ašvija, Pomija в Литве или Ноля и Пилья в Кировской обл. при лтш. pieliet «налить, наливать»; ср. лтш. noleja «долина» (дословно «заливная») от noliet «залить, заливать». Суффикс –ва также широко представлен в русской и балтийской гидронимике (Москва, Протва, Немолодва, Daugava, Vaduva, Tytuva и несть числа) на территориях, где пермских следов нет и в помине. Конечно, как мы говорили выше, всестороннюю и точную картину распространения гидронимов соответствующего происхождения может дать только полное обследование гидронимии бассейна Вятки с составлением карт. Но применительно к пермским гидронимам и без глубоких исследований видно, что удмуртские, коми-зырянские и коми-пермяцкие гидронимы находятся на территориях современного расселения этих народов или непосредственно примыкают к ним. Правда, сюда же надо включить территорию Афанасьевского р-на Кировской обл. (верховья Камы), где проживала этническая группа коми-зюздинцев, обрусевших в XX веке.

Что касается коми-пермяцких гидронимов, то их исследователь А. Кривощекова-Гантман заметила, что область их распространения шире территории Коми-Пермяцкого округа, распространяясь на юг от его границ (но не на запад, где находится бассейн Вятки!) – 26.

Удмуртские названия населенных пунктов глубоко проникают на территорию Кировской области вплоть до устья Чепцы (и устья Кильмези на юге) при том, что удмуртских названий рек в низовьях Чепцы нет. Это говорит об экспансии удмуртов уже в новое время. Обращает на себя внимание обилие в этом районе (вообще говоря, редких в населенных местах) гидронимов, происходящих от названий населенных пунктов (Филипповка, Каринка и т.п.) и прозрачных русских гидронимов (Святица, Талица и т.п.) – то есть и в тех и в других случаях – молодых. Значит, в этом районе была нарушена топонимическая преемственность, отсюда можно сделать вывод о резкой этнической смене в этом районе, возможно, катастрофической – уже в историческое время. Причем предыдущее население было не удмуртским, иначе древние названия сохранились бы.

Этимологии из пермских языков в отношении гидронимов, находящихся за пределами обозначенных выше территорий, сделанные топонимистами-любителями, неубедительны. Например, этимология р. Юрья (лев. пр. Великой, пр. пр. Вятки) от коми юр «голова» (Д.М. Захаров. 18) сомнительна по семантике и топонимическому окружению. Если это и финноугорское название, то, скорее, надо искать другие финские или угорские (или даже самодийские) корни. Ср. р. Юрюган (лев. пр. Ветлуги лев. пр. Волги), зафиксировано в такой форме в Книге Большому чертежу (XVII в. - 21), сейчас называется Юронга. –юган – типично угорский (мансийский) формант, -нга – возможно, марийский или балтийский (ср. Паланга, см. также ниже). Также р. Юръяха (лев. пр. Моховой, лев. пр. Пуры, пр. пр. Пясины) на Таймыре и Юръяха (пр. пр. Коротаихи) в Большеземельской тундре, где –яха «река» - типичный ненецкий гидроформант. Естественно предположить (хотя не обязательно), что и основа может быть объяснена из этих языков. (Заметим в скобках, что целый ряд вятских и камских гидронимов, включая и саму Каму, имеют загадочное соответствие на Таймыре и в бас. Енисея.)

Р. Кобра из коми корби «дремучий лес» столь же невероятно, т.к. непонятно, почему река названа лесом, тем более что дремучий лес в северных районах не является отличительным признаком. Если р. Ошлань из перм. ош «медведь», то непонятно, откуда взялась лань. Р. Курчум объясняется из удм. «лубяной чум», но также непонятно, почему реку назвали чумом (этимологию названия Курчум надо рассматривать в контексте всего ареала с окончанием на –ум (ср. р. Уржум), простирающемуся далеко за пределы бас. Вятки).

Марийский язык

Марийские топонимы также образуются при помощи топонимических формантов, обозначающих тип географического объекта. Выше уже было упомянуто о гидроформантах –нгер, -нер, -нерь, -гер с предшествующим гласным. Дискуссионно марийское происхождение гидроформанта –нга (-нка). По крайней мере, Н.Д. Русинов и А.К. Матвеев (33) не относят его к марийским, в отличие от марийских исследователей. Этот вопрос требует дальнейшей проработки. Для марийских ойконимов характерны форманты –нур (поле) и –ял (деревня).

Анализ показывает, что марийские гидронимы встречаются в Вятско-Ветлужском междуречье, едва ли не больше в северной его части, тогда как на территории самой республики Марий Эл распространены балтийские или балтославянские названия, в первую очередь, наиболее значительных рек. Это говорит о том, что марийское население там появилось сравнительно поздно, выселив, уничтожив или ассимилировав балтийское или балтославянское. А на севере Вятско-Ветлужского междуречья, наоборот, марийцы были ассимилированы русскими, хотя сохранялись там вплоть до XVIII века.

На юго-востоке Кировской области мы видим картину, аналогичную восточным районам (см. предыдущий раздел): изоглоссы (границы топонимов соответствующего типа) марийских ойконимов расположены севернее изоглосс марийских гидронимов. Поскольку в принципе они моложе, это означает, что марийцы продвигались на север и восток, в пределы Кировской области, уже в историческое время.

Конечно, эти рассуждения и по поводу пермских, и по поводу марийских топонимов довольно умозрительны. Для уточнения вопроса необходимо проанализировать гидронимы (поскольку они могут быть образованы из более древних пластов языка) с неопознанными концами, т.к. могут существовать форманты, образованные от не сохранившихся в современных языках апеллятивов. В частности, не совсем ясно происхождение речных окончаний –нга, -еж, -ег, -ым (-им), -ум, -ик и т.п.

При этом мы не будем забывать, что основные характеристики языка даже за тысячелетия существенно не меняются, поэтому и для самых древних гидронимов (если таковые есть) применимы общие принципы словообразования и фонетики современных языков.

И заметим, что и без глубокого анализа ясно, что среди основных притоков Вятки (кроме Кильмези, и то с большим сомнением) претендентов на пермское или марийское происхождение названий нет. Таковыми могут быть только названия притоков второго-третьего и более порядков (т.е. притоки притоков и их притоки).

Прибалтийскофинские языки

На северо-западе Кировской области есть ареал гидронимов с финальным формантом –юг. Почти весь он находится в бассейне реки Юг (водная система Северной Двины), поэтому выходит за пределы рассмотрения этой работы. Однако этот формант встречается и в пограничных районах бассейна Вятки, а один гидроним расположен довольно далеко за пределами основной изоглоссы (р. Мурдюг, лев. пр. Вятки).

В бассейне Северной Двины, а значит, возможно, и Юга обитала летописная заволочская чудь. Этноним чудь без уточнения применялся к прибалтийскофинскому народу – предкам эстонцев. Можно предположить, что и заволочская чудь была близка по языку к прибалтийской чуди.

Гидроформант –юг можно (предположительно) вывести из финского joga «река». Некоторые гидронимы с гидроформантом –юг (но не все) этимологизируются из прибалтийскофинских языков, например, Пинюг (пр. пр. Юга) – из фин. pieni или вепсского пэнь «малый».

Ареал форманта –юг близок к местам проживания вепсов, поэтому, возможно, нужно привлекать инструменты этого языка. Впрочем, само отнесение вепсского языка к определенной языковой группе дискуссионно. Некоторые исследователи относят его к прибалтийскофинской группе, другие считают, что он занимает промежуточное положение между прибалтийскофинскими языками и поволжкофинскими или пермскими. Возможно, вымерший язык обитателей реки Юг составлял с вепсским одну особую группу. Проблема требует дальнейшего изучения, как и вопрос, нет ли других топонимов, принадлежащих к прибалтийскофинской либо к какой-то другой, вымершей, группе финноугорских языков.

Саамский язык

Саамский язык формально относят к прибалтийскофинской группе, но в силу обстоятельств, о которых я скажу ниже, я выделил саамский язык в особый раздел. Дело в том, что саамы (лопари, лапландцы) сильно отличаются от большинства финноугров в расовом отношении (они образуют особую лапландскую расу) и от всех народов – образом жизни и культурой. Саамский язык содержит целый ряд лексем из первобытного фонда, которые не относятся к финноугорским, в частности, обозначающих понятия, связанные с оленеводством и охотой на оленей – их исконными занятиями на протяжении тысячелетий.

Лопари были первыми оленеводами Европы, причем их способы ведения хозяйства совершенно оригинальны, непохожи ни на способы азиатских оленеводов, ни их ближайших соседей по Арктике – ненцев (которые пришли из Азии уже в историческое время).

Поэтому исследователи считают (см., например, Боси Р. /Roberto Bosi/. 6), что первоначально язык лопарей был иной, не финноугорский, а затем они переняли язык своих более многочисленных соседей, оставив только те слова, которым не нашлось аналогов в древнефинском языке.

Западные лапланологи предполагают, что саамы были древнейшим (или одним из древнейших) народом Западной и Центральной Европы. Они заселяли ее от Испании до Финляндии, но затем были оттеснены в горы (в Пиренеи и Альпы) и на Север и вымирали по мере уничтожения оленьих стад, сохранившись только на территории нынешней Лапландии. Антропологи находят черты сходства с лапландцами (незначительную лапоноидность) у басков и коренных обитателей Альп.

Можно предположить, что предки лопарей занимали и всю лесную часть Восточной Европы. Антропологические данные этому не противоречат. Индекс уплощенности лица (по Г.Ф. Дебецу; 16) неолитического населения лесной полосы Русской равнины (сборная серия) равен 45,0, что говорит о неевропеоидном характере населения (у европеоидов этот индекс от -16 до +20), и соотносим с современными лопарями (около 35, уменьшение может быть объяснимо незначительной метисацией, т.е. смешением с окружающими европеоидами). Еще на заре исторического времени лопари жили значительно восточнее и южнее своей нынешней родины, например, в районе Ладожского и Онежского озер. Ареал саамских топонимов, по общепризнанному мнению, включает нынешнюю Карелию, Архангельскую и Вологодскую области (см. карту в статье Е.М. Поспелова - 49, с.36)., вплотную подходя к Кировской области с северо-запада. При этом сам же Поспелов (101) вслед за Фасмером (107) выводит и название р. Луза (пр. пр. Юга) из саамского (от саам. лусс «лосось»), хотя Луза протекает восточнее обозначенной им изоглоссы. И хотя эта этимология представляется более чем сомнительной (ее критика выходит за пределы этой работы), все же стоит поискать следы саамов на территории Кировской области, в т. ч. и в бас. Вятки. На территории Кировской области есть три деревни под названием Лопари: две в Слободском р-не и одна в Даровском. Последняя расположена на р. Луптюг (пр. пр. Ветлуги), а рядом есть р. Лаптюжка (лев. пр. Ветлуги). Может быть, названия этих рек от фин. *lapp-to-joga, что можно перевести как «река, населенная (изобилующая) лопарями»?

Из гидронимов бас. Вятки претендентом на саамское происхождение можно считать р. Чемелки (пр. пр. Моломы), которая в грамоте Ивана III от 1485 г. зафиксирована как Чемиолина, - при саам. čoalme «пролив», распространенной гидрообразующей основы в районах саамской гидронимии (рр. Челма и Челмасручей в Карелии и Ленинградской обл., р. Челмохта и т.д.). В данном случае могли произойти метатезы вместо стяжения гласных (которые мы наблюдаем в Ленинградской обл.) при (и вследствие) весьма необычной фонетике для вятской топонимии.

Стоит обратить внимание на речки Нюнча и Нинча (Список населенных мест по сведениям 1859 – 1873 гг. 104; 30 верст к северу от г. Вятки), названия которых перекликаются с отмеченным М. Фасмером «саамизмом» njuktša и саамским апеллятивом нюхч- «лебедь». Впрочем, названия этих речек необходимо сопоставить с протекающей в г. Кирове р. Люльченкой (лев. пр. Вятки; предполагаемая первоначальная форма *Люльча) и, учитывая отсутствие финноугорского форманта, проверить также индоевропейскую (при герм. lul-, др.-инд. lulitas и рус. люли) и тюркскую версии (при тюрк. ча(й) «вода»).

Гидронимы на –юг надо исследовать и на принадлежность к саамскому субстрату – от саам. йогк «река».

Но самое интересное – название деревни Кувакуш (на многих картах - Муринская) на крайнем востоке Кировской области, в Афанасьевском р-не, которое очень близко к саамскому апеллятиву кувакса «переносное жилище» (99, с. 311), причем вероятно, что название деревни ближе к оригинальному звучанию, чем форма, отмеченная в энциклопедии. Ср. также дер. Кувакинская (Шенкурский р-н Архангельской обл.) и дер. Куйвакангас (пров. Норботтен, Швеция, в лесном массиве на границе с Финляндией) в тех районах, где присутствие саамских топонимов не вызывает удивления.

По данным «Списка населенных мест по сведениям 1859 – 1873 гг.» деревню Кувакуш населяли пермяки, а точнее – зюздинцы, особая этнографическая группа коми, обрусевшая в XX веке. Именно у зюздинцев Н.Н. Чебоксаров отметил лапоноидность, вообще говоря, для других коми (пермяков, зырян, ижемцев) не характерную (79).

Наличие ойконимов Лопари (на северо-западе, в центре и на севере Кировской области) и Кувакуш (на востоке) говорит о том, что еще в историческое время (в пределах времени сохранения названий населенных мест) на территории северной половины Кировской области сохранялись реликтовые группы лопарей, из которых, видимо, не все ушли на северо-восток, но и частично растворилились в местном (пришлом или тоже автохтонном) населении, повлияв на расовый тип некоторых групп.

Таким образом, можно заключить, что топонимические изыскания в саамском направлении могут быть продуктивными. Но не исключено, что древнейший вятский субстрат связан как раз с исчезнувшим исконным языком лопарей, а задача этого отождествления представляется архисложной, если не фантастической.

Угорские языки

Появление угорских этносов в Вятском крае могло произойти в разные эпохи. В печати появлялись гипотезы об угорском характере некоторых исторических культур, имевших отношение к Вятской земле (ананьинской, пьяноборской). Особенно большую прессу получила дискуссия о прародине венгров. В этом отношении отмечались и вятские гидронимы на –им (-ым).

В конце концов, большинство исследователей пришло к выводу, что искать прародину венгров севернее Южного Урала бессмысленно. Н. Д. Русинов (51) отмечает незначительные венгерские следы в топонимике Нижегородской обл., где они могли оказаться на пути из сибирских степей в Паннонию. Но, во-первых, достоверность этих следов сомнительна, а во-вторых, они в южной части Нижегородской области, т.е. в другой климатической зоне и на значительном расстоянии от рассматриваемой нами территории.

А.К. Матвеев, известный специалист по угорской топонимике, сначала допускал возможность угорской интерпретации гидронимов на –им, но наряду с финской (32. 1970). Однако в более поздней работе (35. 1997. С. 9-10) он фактически признал обе эти версии несостоятельными (как и для других гидронимов, заканчивающихся на носовую согласную с предшествующим гласным, определив их как «загадочные»).

С другой стороны:

из письменных источников мы знаем о сражениях вятчан с вогуличами (манси), значит, уже в историческое время обские угры обитали значительно ближе к Вятке, чем сейчас;

в Кировской обл., в т.ч. в бас. Вятки, немало гидронимов на –я, некоторые могут оказаться и угорскими (об этом мы говорили выше);

в непосредственной близости от рассматриваемой территории, к юго-западу, на карте XVI в. зафиксирован гидроним Юрюган с типично угорским (мансийским) топоформантом -юган, а это еще дальше от нынешней мансийской территории; в бас. Вятки есть р. Юрья с той же основой и с формально угорским финалем (но хантыйским);

в бас. Вятки есть р. Сургут (пр. пр. Лудяны, лев. пр. Вятки), название которой совпадает с древним ойконимом в районе нынешнего расселения хантов; по мнению историка Сибири П.Н. Буцинского Сургутом называлась целая область наподобие Нарыма; т.о. название вятской речки повторяет название хантыйской местности.

По этому поводу рискну выдвинуть противоположную версию: вятский Сургут не угорского, а индоевропейского происхождения, а значит, и сибирский Сургут – тоже. Она основана на следующих фактах:

Сургут не этимологизируется из угорских языков (А.К. Матвеев, 35);

тюркская версия (основанная на сингармонизме) не нашла лексического подтверждения;

на русском Северо-западе есть озеро и река с похожим названием Стергут (Осташковский уезд Тверской губ.; 3. С. 196), которое Агеева относит к балтизмам;

Ut – типичный балтийский суффикс, широко представленный в балтийской гидронимии;

вятская р. Сургут протекает вблизи (менее 10 км) территории сплошной балтийской гидронимии (о которой мы говорили выше);

в балтийских языках есть корень sarg- (лит. sargus «сторожкий», лтш. sargat «охранять, караулить», sargs «сторож»); основы с подобной семантикой часто встречаются в топонимии (ср. многочисленный вятские Караулы и Кордоны), в т.ч. и в гидронимии со значением «пограничная, сторожевая река»; мена а>у возможна вследствие сингармонизма, который не исключен и на русской языковой почве для гармонизации иноязычных названий, но можно предположить и влияние тюркского или финноугорского субстратного населения (ср. рр. Вишкиль и Кишкиль, расположенные по другую сторону от вятского Сургута по отношению к территории балтийской гидронимии);

тверской Стергут можно объяснить как частичную русскую кальку балтийского названия, образованную в условиях двуязычия (ср. рус. стеречь);

вопреки распространенному мнению, для Западной Сибири характерен индоевропейский субстрат, причем к нему относятся названия крупнейших рек (Пышма, Конда, Тавда, Исеть, Обь).

Во всяком случае, наличие гидронима Сургут нельзя считать аргументом в пользу угорских следов в вятской топонимии. Но, конечно, гидронимы на –я, в т.ч. и Юрья, нужно проверить на возможную причастность к угорским языкам. Хотя с большой долей уверенности можно сказать, что угорские этносы, если когда-либо и обитали на каком-то участке Вятской земли, не оставили глубокого следа в вятской топонимии.

Самодийские языки

Самодийские языки входят вместе с финноугорскими в уральскую семью языков, хотя они разошлись очень давно (в неолите, если не раньше). Появление самодийцев на Вятке противоречит общепринятой историографии этих народов, поэтому выявление самодийских топонимов на этой территории можно считать невероятным. Но все-таки отдельные самодийские следы вроде бы проявляются, но у меня пока слишком мало материала даже для того, чтобы выдвинуть эту версию хотя бы в виде гипотезы.

Кировская область в древние века

Вятская земля имеет богатую историю. Она стала заселяться еще в глубокой древности, очевидно, уже в верхнепалеолитическое время (50-15 тыс. лет назад). На территории области известны археологические памятники эпохи мезолита, неолита, бронзового века. В VII в. до н.э. в бассейне Вятки начался железный век. Ранний железный век здесь представлен памятниками ананьинской культуры. Ананьинцы принадлежали к финно-угорской этнической группе. Есть предположение, что они назывались тиссагетами, о которых упоминает древнегреческий историк Геродот, помещавший их к северо-востоку от скифов и сарматов. Памятники этой культуры известны в большом количестве на нижней и средней Вятке и ее притоках: Наговицынское городище (г.Киров), Пижемское (близ г.Советска), Кривоборское (близ с.Просница) и другие.
Во второй половине 1 тыс. н.э. в бассейне Вятки происходили сложные этнические процессы. В восточной части бассейна шло формирование удмуртских племен, в западной складывались племена марийцев, на севере края - племена коми. Эти племена сформировались на базе финно-угорской языковой общности. Но их поселения в раннем средневековье встречались редко. Большая часть территории была безлюдна и покрыта девственными лесами и болотами. Главными занятиями населения были земледелие, домашнее скотоводство и охота на пушного зверя.
В конце XII - начале XIII вв. в бассейн Вятки стали проникать русские, они селились на свободных землях среди удмуртов и марийцев. Во второй половине XIII в. приток русских на Вятку усилился в связи с монголо-татарским нашествием. Древнейшие русские поселения обнаруживаются на Вятке между Котельничем и Слободским. Здесь возникло несколько русских городищ: Котельничское, Ковровское, Орловское, Никулицкое, Хлыновское и др. Основная часть переселенцев шла на Вятку с Новгородской, Устюжской, Суздальской и Нижегородской земель.

Вятка (Киров) в XIV-XV вв.

Вятка впервые упоминается в летописях под 1374 годом в связи с походом новгородских ушкуйников на Волжскую Болгарию, входившую в то время в состав Золотой Орды.
В 70-е гг. XIV в. Вятская земля входила в состав Нижегородского княжества. В 1393 г. это княжество было присоединено к Москве. Нижегородские князья после долгой борьбы вынуждены были покориться и получили в удел Вятскую землю. В 1411 г. суздальско-нижегородские князья предприняли новую попытку вернуть свои владения, но снова потерпели поражение. Недолго просуществовавшее Вятское княжество было ликвидировано, Вятская земля была передана во владение Юрию Галицкому. Вятчане активно участвовали в Феодальной войне в середине XV в. на стороне своего сюзерена Юрия Галицкого и его сына Василия Косого. Война закончилась победой Василия Темного. Вятчане вынуждены были признать себя вассалами Великого князя Московского. В 60 - нач.80-х гг. XV в. вятчане вместе со всем русским народом вели борьбу против татарских ханств. В 1468 г. они участвовали в походе войск Ивана III на Казанское ханство. В 1471 г., когда золотоордынский хан Ахмат готовил большой поход на Москву, а войска Ивана III были заняты борьбой с Новгородской республикой, вятчане под командованием Кости Юрьева совершили смелый поход на столицу Золотой Орды - город Сарай. В 1478 г. вятчане с помощью устюжан отбили набег хана Ибрагима на Вятку. В эти годы в стране шел процесс создания единого централизованного государства.
На Вятке, как и в других землях, сложились две группировки. Одна во главе с К.Юрьевым поддерживала объединительную деятельность Москвы, другая выступала за сохранение удельно-автономистской системы. В сер. 80-х гг. XV в. между ними развернулась ожесточенная борьба, в которой победу одержала антимосковская группировка. В 1485 г. вятские бояре отказались принять участие в походе на Казань, проводимом Иваном III, заключив сепаратный мир с татарами. В ответ московское правительство отправило на Вятку сильный отряд под началом воеводы Юрия Шестака Кутузова, но московское войско не смогло взять Хлынов и вернулось назад. Вятские бояре изгнали великокняжеского наместника и объявили Вятку независимой. Сторонники Москвы во главе с К.Юрьевым вынуждены были бежать из Хлынова. В 1489 г. Иван III направил на Вятку 64-тысячное войско. В июле московские войска овладели Котельничем и Орловым, а в середине августа начали осаду Хлынова. Вятчане вынуждены были капитулировать, признать власть Ивана III и выдать своих главарей. В 1490 г. был произведен "развод" Вятки. Все бояре, люди, купцы были выселены в разные места Московского государства, на их место переселены жители Устюга и других городов.

Вятка (Киров) в XVI-XIX вв.

Присоединение Вятской земли к единому Русскому государству имело прогрессивное значение. Вятскими считались земли по среднему течению рек Вятки и Чепцы, Арская земля; собственно территория будущего Вятского уезда, часть Слободского (за исключением Кая и его волостей), часть Глазовского, незначительная часть Нолинского, а также Орловского и Котельничского уездов. Южнее Котельнича, а также по рекам Суна и Воя жили луговые марийцы. Оно способствовало развитию производственных сил, росту сельского хозяйства, промышленности и торговли. Хлынов в XVII веке был самым крупным городом на северо-востоке России. Территория Вятской земли в то время была значительно меньше современной Кировской области. Южные районы находились под властью Казанского ханства. Пограничное положение Вятского края привело к тому, что вятчанам пришлось принять самое активное участие в борьбе с татарами.
После окончательного присоединения к Москве Хлынов быстро развивался и в XVI веке стал самым крупным городом на северо-востоке тогдашней России. В нем росло ремесленное производство, расширилась торговля. Через Хлынов пролегли торговые пути в Поморье, Поволжье, Урал и Сибирь. Были установлены экономические связи с Москвой, Новгородом, Вологдой, Устюгом, Архангельском, Чердынью, Соликамском, Тобольском, Казанью, Астраханью и другими русскими городами.
Население города выросло до 2500 человек. В Хлынове имелось 30 ремесленных мастерских, существовал рынок, находившийся у кремлевских стен, насчитывалось 14 лавок, 6 ларьков и несколько торговых амбаров. Основными товарами были на рынке были хлеб, мясо, рыба, сало, мед, воск, свечи, шерсть, пушнина, сукно, полотно, холст; металлические, гончарные, деревянные изделия и т. п.
Хлыновский кремль был окружен 2 деревянными стенами общим протяжением около 850 метров. Стены имели 8 бревенчатых башен, из них 4 с проезжими воротами. В кремле стояло 8 маленьких деревянных церквей, около 60 домов. Вокруг него располагался посад (торгово-ремесленная часть города), разделенный улицами, переулками, тупиками, застроенными домами торговцев, ремесленников и городской бедноты.
В 1580 году в Хлынове игумен Трифон основал мужской Успенский монастырь. Вокруг монастыря скоро образовался поселок, вошедший в черту города.
До середины XVI века Хлынов управлялся наместником, назначенным московским правительством и его тиунами. В 1557 году была проведена реформа, устанавливавшая земское (выборное) правление. Городские жители выбирали земского старосту и городового приказчика. В Хлынове находился воевода - представитель центральной власти, управлявший всей вятской землей.
В XVII веке Хлынов продолжал расти как крупный по тому времени ремесленный и торговый центр. Во 2 половине XVII века появляется мануфактура, т. е. крупное производство, основанное на ручном труде и работавшее на рынок. Под 1658 годом в Хлынове упоминается винокуренный завод, принадлежащий купцу Аверкию Трапицыну. В 60-80 годах здесь существовал завод по литью колоколов, основанный мастером Ф. П. Душкиным.
Особенно успешно развивалась торговля. Происходило сосредоточение нескольких лавок в руках крупных купцов. Расширялась торговля Хлынова со многими городами России. Местные купцы вывозили в основном хлеб, который они скупали у крестьян, говяжье сало, кожи, шерсть, пушнину и другие товары. Хлынов все более втягивался в формирующийся всероссийский рынок. В 1607 году в городе была основана Семеновская ярмарка, продолжавшаяся в течение нескольких дней. На эту ярмарку съезжались торговые люди и покупатели со всей Вятской земли и из других районов страны.
Рост промышленности и торговли усиливал социальное расслоение среди городского населения. Господствующее положение в Хлынове занимали служилые дворяне, приказные люди (должностные лица), купцы, ростовщики, церковники. Им противостояли мелкие ремесленники, работные люди, домашняя прислуга, посадская беднота (нищие), испытывавшие жестокую эксплуатацию со стороны верхов города. Классовые противоречия обострялись, что приводило к народным волнениям. Серьезное восстание вспыхнуло в 1635 году. Поводом послужили незаконные поборы, собираемые местными властями. Население отказалось их выплачивать. Участвовало в восстании около 1000 человек. Был убит помощник воеводы Матвей Рябинин и наиболее ненавистный массам жадный и жестокий откупщик Данила Кальсин. Восставшие вернули себе собранные с них деньги. Но из Москвы прибыл карательный отряд, который подавил восстание. Повстанцы понесли наказание, а наиболее активные были сосланы в Сибирь.
К 1646 году в Хлынове насчитывалось уже 4670 жителей, а во второй половине века уже свыше 5000 человек. Посад разрастался главным образом в западном направлении. Его граница доходила до современной улицы Карла Маркса. Увеличилась и территория кремля. В 1624 году у его северной стороны был построен Преображенский женский монастырь. В 1663-1667 годах были капитально перестроены все городские укрепления. Необходимость коренной перестройки вызывалась быстрым ростом посада и неприспособленностью оборонных сооружений Хлынова к новым условиям военной техники в связи с совершенствованием огнестрельного оружия. Имело значение и нарастание крестьянского движения, которое вскоре привело к мощным восстаниям, закипевшим вокруг вятской земли: Соловецкого на севере, Разинского в Поволжье, Башкирского на юго-востоке. Вятский край оказался между тремя очагами народного движения, царское правительство спешило как можно скорее укрепить Хлынов, чтобы не допустить слияния этих движений через Вятскую землю.
Укрепления Хлынова были по тому времени весьма мощными, и правительство рассчитывало, что в случае необходимости город выдержит любую осаду. Во время крестьянской войны под предводительством Степана Разина здесь были сосредоточены царские полки значительные запасы вооружения и боеприпасы. Но восставшие потерпели поражение под Симбирском, восстание не распространилось на Вятскую землю. Лишь небольшой отряд, действовавший в Ветлужском районе, пытался пробраться через Вятку к Уралу, но был перехвачен царскими воеводами.
В 1656 году в Хлынове была организована церковная епархия. В ее состав входили Вятская земля и Пермь Великая. В Хлынове возникли архиерейский дом и церковное управление. В связи с этим в городе началось каменное строительство, прежде всего культовое.

Кировская область во время Гражданской войны 1917 г.

Гражданская война и иностранная интервенция не обошли границ Вятской губернии. Ее территорию пересекали железнодорожные магистрали, открывавшие путь к Москве и Петрограду. Губерния располагала крупными запасами хлеба. На ее территории располагались Ижевский оружейный завод, ряд металлургических заводов. Непосредственно в Вятском крае боевые действия начались 8 августа 1918 г., когда одновременно вспыхнули Ижевское и Степановское восстания на юге губернии, проходившие под лозунгом "За Учредительное собрание". Восставшими были заняты Ижевск, Воткинск, Сарапул, Уржум, Нолинск, Яранск, Санчурск. Но Чрезвычайный военно-революционный штаб, созданный в Вятке, взявший в свои руки всю полноту власти в губернии, и губком большевиков быстро сумели организовать ответные действия. Уже 17 августа батальон, сформированный из большевиков, молодежи, рабочих и деревенской бедноты разбил степановцев под Лебяжьем, а 20 августа красноармейцы заняли Уржум. Степановский мятеж был ликвидирован. В сентябре Особая вятская дивизия и другие части 2 армии Восточного фронта начали наступление на Ижевск. 7 ноября Ижевск был взят войсками под командованием В.М.Азина. К середине ноября 1918 г. силы белогвардейцев на территории губернии были ликвидированы. Весной 1919 г. фронт гражданской войны снова прошел через территорию Вятского края. Армии Колчака заняли Воткинск, Сарапул, Ижевск, Елабугу. Но уже в мае Красная Армия перешла в наступление и к 20 июня 1919 г. территория губернии была полностью очищена от колчаковцев. 3 июля было снято военное положение и 28 июля губерния перестала быть прифронтовой. В 1921-1922 гг. губернию охватил голод. К концу 1922 г. в губернии разразилась эпидемия тифа. Смертность в крае в эти годы удвоилась.
Послевоенный период сопровождался перестройкой жизни губернии на основе новой экономической политики. НЭП в губернии проходил своеобразно. Свобода торговли, предпринимательства, стимулирования частного сектора и др. основы НЭПа не получили широкого развития ни в сельском хозяйстве, где произошло лишь осереднячивание крестьянства, ни в промышленности. Вятская губерния, как и до революции, оставалась отсталой аграрной частью России.
В январе 1923 г. в Вятке начало свою деятельность первое в стране отделение Международной Организации Помощи Борцам Революции (МОПР). Члены Вятского отделения МОПРа взяли шефство над политическими заключенными трех тюрем: в Германии, в Литве и в Польше. На 1 января 1926 г. в рядах Вятского отделения МОПРа состояло уже свыше 60 тыс. членов.
В 1929 г. прошла административно-территориальная реформа, было ликвидировано деление страны на губернии, уезды и волости. Вместо них введено областное, краевое и районное отделение. Вятская губерния была ликвидирована, а ее территория вошла в состав Нижегородского края. Город Вятка стал сначала окружным, а затем и районным центром. В 1929 г. в Нижегородском крае и во входивших в его состав районов бывшей Вятской губернии началась сплошная коллективизация.
7 декабря 1934 г. Президиум ВЦИК принял постановление о переименовании города Вятки в город Киров и образовании Кировского края. В его состав вошли Удмуртская автономная область, 37 районов Горьковской области (в прошлом входивших в состав Вятской губернии), а также Сарапульский и Воткинский районы Свердловской области. В 1936 г., в связи с принятием новой Конституции, Кировский край преобразован в Кировскую область, а Удмуртская АССР выделилась из него.

Кировская область в годы Великой Отечественной войны

В предвоенные тревожные годы немало кировчан участвовало в разгроме японских захватчиков у озера Хасан и у реки Халхин-Гол и белофиннов. Участники боев в районе Халхин-Гола летчик Н.В.Гринев, майор Н.Ф.Грухин стали первыми кировчанами, удостоенными звания Героев Советского Союза. В эти годы усилилась деятельность оборонительных общественных организаций. В 1940 г. свыше 5 тыс. первичных организаций обществ Содействия авиации и химии, Красного Креста объединяли около 200 тыс. членов. Они подготовили сотни инструкторов стрелкового спорта, тысячи ворошиловских стрелков и сандружинниц. Кировский аэроклуб готовил парашютистов, планеристов и учлетов. Активно работали спортивные общества - "Динамо" (возникло в 20-е гг.), "Спартак" и "Локомотив" (созданы в средине 30-х гг.). 23 июня 1941 г. на площади Революции г. Кирова состоялся общегородской митинг, в котором участвовало 40 тыс. человек. В области прошла мобилизация в ряды Красной Армии. В начале войны на территории области были сформированы 311-я и 355-я стрелковые дивизии, 109-я стрелковая бригада и др. соединения. Вятский край дал немало талантливых военачальников. В их числе - маршалы К.А.Вершинин, Л.А.Говоров, И.С.Конев; генералы И.П.Алферов, Н.Д.Захватаев, П.Т.Михалицын, А.И.Ратов, В.С.Глебов, Д.К.Мальков, Н.А.Наумов. Все они удостоены звания "Герой Советского Союза". Всего этого звания в годы войны удостоено свыше 200 кировчан, около 30 человек стали кавалерами ордена Славы всех трех степеней.
Население Кировской области не только героически трудилось в промышленности и сельском хозяйстве, делая все для скорейшей победы, но и оказывало всевозможную помощь фронту. Население отправляло фронтовикам подарки, теплые вещи. На свои средства трудящиеся области приобрели и послали на фронт десятки тысяч полушубков, пар валенок, меховых рукавиц. На собранные кировчанами деньги было построено несколько танковых колонн и эскадрилий боевых самолетов. В фонд обороны за годы войны поступило более 150 млн. руб. Кировчане горячо заботились о раненых, а также о детях и семьях фронтовиков, эвакуированных в область из Ленинграда и др. районов страны. В годы войны кировчане оказали большую помощь районам, освобожденным от вражеской оккупации. Особенно значительна была помощь кировчан в восстановлении Сталинграда, Донбасса, Гомеля, в оказании помощи сельским районам Киевской, Смоленской, Ленинградской областей, Белорусской ССР. 9 мая 1945 г. на Театральной площади прошел 50-тысячный митинг по случаю Дня Победы. В годы войны в Вооруженных силах СССР находилось свыше 600 тыс. кировчан, 257,9 тысяч отдали свою жизнь в борьбе с врагами.

Кировская область в послевоенные годы

В послевоенные годы трудовые успехи кировчан неоднократно высоко отмечались правительством страны. 25 декабря 1959 г. за успехи в развитии общественного животноводства, выполнение социалистических обязательств по производству и продаже государству мяса в 1959 г. Кировская область была награждена Орденом Ленина. За успехи, достигнутые кировчанами в хозяйственном и культурном строительстве, и в связи с 600-летием со времени основания, г. Киров был награжден 25 июня 1974 г. орденом Трудового Красного Знамени. В то же время нараставшие негативные тенденции в социально-экономическом развитии в стране, сказывались и на жизни в области. Особенно это было заметно на усилившемся оттоке людей из села. За 1970-1985 гг. сельское население сократилось с 784 до 524 тыс. человек. Нарастали негативные явления и в городах. Неудовлетворительным было снабжение населения продовольствием. Преодолеть эти трудности при сохранении сложившейся командно-административной системы управления было невозможно. В апреле 1985 г. началась перестройка. Но проводимые преобразования привели к еще большему ухудшению социально-экономического положения в области. Одновременно с экономическими реформами в стране и области шли политические преобразования. После событий октября 1993 года была окончательно ликвидирована социалистическая система власти. Стали выбираться губернаторы, мэры, Думы. Выборы в первую областную Думу состоялись 20 марта 1994 года.