Войсковой священник отец киприан-пересвет. Молитва друга. Случай на чеченской войне – А в чём они на задание выходили

В январе 1995 года, попав в центре Грозного под минометный или артиллерийский огонь, чеченские боевики стремительно откатывались к храму Михаила Архангела, чтобы возле него переждать удар. Обозначенный на всех картах единственный православный храм города берегся войсками, впрочем, как и мусульманские мечети.

Так было в начале боевых действий. С нарастанием обоюдного ожесточения православные священники храма Михаила Архангела в полной мере испытали на себе все ужасы чеченской войны. Но всё время противостояния, храм в городе Грозном оставался мирным, добрым, участливым местом, где каждый мог найти утешение, насытиться духовной пищей, водой и хлебом.

В самые страшные обстрелы и перестрелки храм оставался невредимым. Его не покинул настоятель отец Анатолий (Чистоусов), переживший вместе со своей паствой немало невзгод.

Когда чеченцы пытались сломить героическое сопротивление наших солдат на железнодорожном вокзале, отца Анатолия пригнали туда под автоматами, требуя, чтобы он вместе с депутатом Госдумы Сергеем Ковалевым уговаривал верных присяге бойцов сдаться.

В Грозном Ковалев исполнял такую постыдную миссию. Отец же Анатолий, в прошлом армейский майор, только и сделал, что перекрестил несдающихся. Через год боевики отомстили этому православному священнику, захватив его в плен и затеяв расследование, что он якобы водил на штурм чеченских позиций российских военнослужащих. Только в головах преступников могло родиться такое коварное измышление.

В Чечне отец Анатолий был известен как светлый, чистый помощник страждущих мирных жителей - русских, чеченцев. У многих простых, безденежных тружеников была одна отрада - молитва. Люди часами пробирались через развалины, чтобы обрести в церкви покой и защиту.

Отец Анатолий и отец Александр, эти два пастыря, не оставившие храм Михаила Архангела, служили своим прихожанам верой и правдой.

Отец Александр (Смывин), потомственный священник, мог быть убит боевиками еще задолго до январского штурма 1995 года. Ранним утром двое нетрезвых, обвешанных оружием чеченца остановили его возле церкви и самый агрессивный направил ему в лицо пистолет. "Отстань!" - по-чеченски крикнул священник бандиту. Тот засмеялся и спрятал оружие.

Весь январь 1995 года, спасаясь от пуль и осколков, прихожане молились в церковном подвале. Вместе с отцом Анатолием и отцом Александром находились верные люди, в основном, старушки да семидесятилетний пономарь Николай Денисович Жученко.

Уходя из Грозного, боевики расстреляли церковные купола зажигательными пулями, бросили в храм гранату. Храм Михаила Архангела горел сорок минут. Но церковные люди и отец Анатолий спасли Антиминс, часть старинных икон.

Пришедшие в город федеральные и милицейские силы оказали храму помощь продуктами. Российское МЧС выделило походную баню, электродвижок, вагончик, бак для питьевой воды. Многие солдаты и офицеры Объединенной группировки приняли в храме крещение, поставили поминальные свечи.

Охранялся храм Михаила Архангела только по большим праздникам. На Пасху 1995 года вокруг церкви несли службу бойцы первого полка ОДОНа.

Каждодневно с наступлением темноты в разных частях Грозного вспыхивали перестрелки, рвались гранаты, ухали танковые пушки. Чеченцы вели против "федералов" партизанскую войну. С увеличением среди них числа наемников из Афганистана, других мусульманских стран война стала наполняться религиозным смыслом. Дудаевские пропагандисты более активно заговорили о джихаде - священной войне против неверных.

Первой жертвой боевиков в ноябре 1995 года стал отец Александр. Он проживал в однокомнатной квартире на втором этаже. Ворвавшись к нему посреди ночи, бандиты несколько часов избивали священника. Потом облили его бензином, собираясь сжечь заживо.

Отец Александр нашел в себе силы выброситься с балкона. По счастью, он упал на кучу опавшей листвы и скрылся от преследователей. Поправив здоровье, отец Александр продолжает свое дело священнослужителя, но только в другом российском городе. На отца Анатолия, который приложил немало сил, чтобы летом и осенью 1995 года подправить архитектурный облик храма, отремонтировать часть церковных строений, боевики напали в январе 1996 года. Тогда он с отцом Сергием, командированным в Чечню московским священником, возвращался из поездки в Урус-Мартан.

Побывав у полевого командира Закаева, где православные иереи пытались отыскать следы пропавшего без вести солдата, судьбой которого был озабочен Патриарх Алексий II. И вот сами были захвачены боевиками. Всего три дня их продержали вместе. Потом отца Сергия перевезли в концентрационный лагерь департамента государственной безопасности Ичкерии, где он провел пять месяцев. Его избивали, морили голодом.

Со слов отца Сергия, иерея Анатолия подвергали особым издевательствам, пытаясь выбить признание, будто бы он сотрудничал с ФСБ.

"Расследование" по отцу Анатолию контролировал сам Дудаев. Захват русских священников, издевательства над ними для афганских моджахедов - коллег Дудаева, других исламских фундаменталистов служили доказательством того, что чеченский лидер точно развернул джихад, газават...

Больного, изможденного, с неправильно сросшейся переломанной рукой отца Сергия сумели вернуть из плена с помощью международных организаций, иностранных послов, поисковой работы Русской Православной Церкви.

Отец Анатолий был расстрелян сотрудниками Департамента государственной безопасности Ичкерии в феврале 1996 года. Даже под самыми мучительными пытками он не оговорил себя, не отказался от Православной веры.

Уже к весне 1996 года в Чечне возобладал уголовный беспредел. Тысячи вооруженных молодчиков, скрываясь под демагогическим лозунгом борьбы "за свободу Ичкерии", занялись самым откровенным грабежом, насилием над людьми, не имеющими средств защиты. Присутствие федеральных сил, пусть и скованных переговорным процессом, худо-бедно, но сдерживало варварский натиск бандитов. К лету 1996 года, с началом ликвидации в Грозном блокпостов, разнузданные уголовники могли позволить себе ворваться в церковь Михаила Архангела в любое время дня и ночи, схватить за горло продающую иконки пожилую женщину, угнать машину.

С выходом российских вооруженных сил из Чечни храм вообще остался без всякой защиты...

Недавно из Грозного пришло сообщение, что из плена возвращен похищенный и вывезенный в неизвестном направлении новый настоятель церкви отец Евфимий...

Известно, что в российских властных структурах готовится амнистия для чеченских боевиков. Неужели под нее подпадут истязатели русских православных священников?

Российская общественность, знаю, ждет, что уголовные дела по фактам похищения, мучительных издевательств над православными священниками в Чечне будут доведены до логического конца. Будут ли?..

1998 г .

Виталий Носков

________________________________________ ______

Этот материал известный публицист, кавалер ордена Мужества Виталий Носков написал 13 лет назад, в междувоенный период, когда метастазы квазиобразования под названием Ичкерия расползались по Северному Кавказу, а уцелевшие русские, как и сейчас, покидали Юг России, спасаясь от фактического геноцида. Затем началась вторая кампания, в ходе которой буквально за два месяца были очищены от бандформирований районы над Тереком. Затем был взят Грозный, и война перетекла фазу противостояния с террористическим подпольем.

Ныне в Чечне - формально порядок и главенство закона. Здесь правит Рамзан Первый, как называют главу ЧР в самой республике. Грозненский храм Михаила Архангела отреставрирован, ухожен. Беда в том, что ходить в него практически некому - единицы православных, оставшихся в Чечне, впору заносить в Красную книгу. Не случайно, для создания «картинки» представители Чеченской Республики в том же Ставрополье ежегодно, перед Пасхой участвуют в рекламе экскурсии в Грозный, предлагая в основном пожилым людям за 500 рублей отправиться на пасхальную службу в храм Михаила Архангела.

Этих бабушек и дедушек, сошедших с автобуса, и снимают телевизионщики, представляя как русскоязычных жителей Чечни. Такое вот телевизионное умиление! По крайней мере, такое происходило еще пару лет назад - от Грозного требовали эту самую толерантную «картинку». Не исключено, что сейчас эту практику прекратили вообще...

К сожалению, ответы на вопросы, которые поставил в своем материале Виталий Носков, известны. Истязатели православных священников попали под амнистию, как и истязатели вообще русских людей, и убийцы российских солдат и офицеров. Более того, часть из амнистированных получила новые звания и должности, а некоторые - настолько высокие посты, что и говорить страшно. Не случайно, в 2000-х годах среди военных российской группировки на Северном Кавказе распространилась горькая шутка: «Что нужно, чтобы стать Героем России? Сначала стать Героем Ичкерии».

Отсюда, видимо, не имеет смысла отвечать на крайний вопрос публициста Носкова о том, будут ли доведены до логического конца уголовные дела по фактам похищения, мучительных издевательств над православными священниками в Чечне.

Господи, помоги нам остаться верными Тебе до конца!

Четвертая, заключительная часть моих путевых записок «По казачьим районам Чечни», будет отличаться от предыдущих, и состоять из отдельных зарисовок, наблюдений и попыток осмысления увиденного. Поэтому пусть читатель простит некоторую сухость, сумбурность и фрагментарность изложения.

Кроме того я в данной части сознательно не буду называть имен людей и упоминать того, что хоть косвенно, но даст возможность понять о каком человеке идет речь. Причины, я думаю, понятны. Как и врач, журналист, всегда должен помнить гиппократову заповедь «не навреди».

О «чеченце-священнике»

В бывшей казачьей станице, райцентре Наурской стоит православная церковь, переделанная из административного здания автобазы. Ранее автору доводилось слышать, что якобы «…служит в ней иеромонах Александр, этнический чеченец ».

Но прихожане храма в Наурской были весьма удивлены моим вопросом о «чеченце – православном священнике». По их словам, никакого такого священника тут и не было, был лишь «причетник Александр», до крещения Осман Османов, (как я понял, не чеченец). Этот причетник в копании с некими «…молодыми русскими» входил в некое подобие «…сатанистской секты», группировавшейся вокруг прежнего настоятеля «алкоголика Н». Эта «секта» убивала ради развлечения русских же стариков и «… на них было 6 трупов». Впоследствии убийцы были разоблачены и осуждены.

Историю «отца Александра» прихожане рассказывали очень и очень неохотно. Но впечатления, что они говорят неправду, декламируя некий заученный текст, у меня не было. Хочу это подчеркнуть еще раз: у меня не возникло никакого ощущения, что жители говорят неправду.

В отношении прежних настоятелей храма в станице Наурской, несколько лет назад мне довелось услышать рассказ бывшего церковного старосты Наурской, ставшего в 1999 году инвалидом после расстрела и чудом спасшегося. Он подробно рассказывал, как настоятель храма в страшные 90-е годы, иеромонах Варсанофий, спасал казаков-стариков от вырезания и словно Моисей выводил их из Наурской в селение Орловка Ставропольского края.

Отец Варсанофий лично ходил по ставропольским чиновничьим кабинетами добиваясь от властей помощи беженцам. « И селили людей в бывших коровниках без окон и дверей. Люди забивали картонками оконные проемы и спали вповалку прямо на полу, в стойлах», - рассказывал мне чудом избежавший гибели, потерявший руку и глаз инвалид 1928г. рождения, бывший житель станицы Наурской.

В нынешний же визит я вернулся к тем событиям и спросил: «Поддерживаются ли связи у нынешних жителей Наурской с переселенцами в Орловке и с отцом Варсанофием»? Но мне на этот вопрос не ответили.

Есть ли вообще чеченцы-христиане, мне так и не довелось узнать. Впоследствии, в дагестанской Махачкале, мне рассказывали, что якобы уже в нынешней, послевоенной Чечне, девушку-чеченку за переход в православие родственники забили насмерть камнями.

Но насколько истинен этот рассказ - судить трудно. Возможно это лишь современный околорелигиозный фолклер.

В заключении отмечу: стройплощадка новой церкви в Наурской окружена глухим металлическим забором, ее охраняет автоматчик. Площадка строящейся рядом мечети на 2500 верующих открыта и не охраняется.

К вопросу о русском жилье и избранные беседы

Примерно год назад довелось присутствовать в Госдуме на совещании фракции ЛДПР по «русскому вопросу на Кавказе». Там представительница русских беженцев из Чечни Татьяна Черная , с болью в голосе рассказывала о мытарствах русских людей потерявших жилье в Чечне: «Вернуть и затем продать своё жильё мы не можем. Если ты приедешь в Грозный за своим имуществом, так тебя там прибьют. А нам предлагают отказаться от своего имущества за нищенские 120 тыс».

Само собой, прибыв на «место событий» я, прежде всего, попытался осветить этот вопрос. Ответы всех респондентов складывались примерно в такую радужную «картинку»: любой русский сохранивший документы о праве на жилье, может вернуть его обратно. Так мне довелось услышать такой рассказ:

Вот недавно приехал один старик в Грозный, у него там квартира сохранилась. Пришел в нее, а там чеченцы живут и ему говорят «Ничего не знаем, квартира наша». Он пошел в районную администарацию, объяснил ситуацию. Пришли чиновники вместе с ним, спросили жильцов: «Кто такие, почему тут живете, документы на владение показывайте»? Те ничего объяснить не смогли, им приказали съезжать тут же. Старику объяснили, что он теперь может вселяться в свою квартиру или тут же продать ее, покупателей в администрации найдут. Старик решил продать. Появились покупатели, сразу же оформили документы, дали старику 700 000 рублей и он уехал в Россию. Все было сделано за один день.

Другую подобную историю я услышал от Д., живущего уже за пределами Чеченской республики. Он, после того как я пересказал ему предыдущую информацию и попросил ее прокомментировать, ответил:

В принципе все выглядит действительно так. Русские могут приезжать спокойно и возвращать жилье. Порой не все гладко происходит, вот мы (как я понял, члены реестровой казачьей организации) недавно в суде отстаивали четырехкомнатную квартиру старика Панасенко. Суд выиграли.

В разговорах тему изгнания и

зверств в отношении русского и казачьего населения, все собеседники тщательно обходили. При прямых вопросах отмалчивались.

Мне так и не удалось прояснить «динамику исхода»: как, к примеру, 1991 год отличался от 1994-го, а последний от 1997. Единственно, из косвенных высказываний я понял, что на левобережье Терека самое страшное началось после хасавъюртовских соглашений, в 1996 – 1997 годах. Именно тогда мои собеседники вынуждены были бежать. Возвращались они уже в 2000 – 2001 годах…

Со слов одной женщины процесс «обесказачивания» левобережно-терских земель начался еще в середине 1980-х годов. Но как происходил этот первый, до 1991 года, «этап», в чем были его особенности, осталось для меня непонятным, женщина тут же «закрыла тему».

Никаких детальных и конкретных фактов зверств и притеснений мне никто не сообщал. На все вопросы реакция была одна: натянутая улыбка, молчание и, после паузы, перевод разговора на другую тему.

Один раз на попытку выйти на «острые» вопросы последовала неожиданная реакция. Собеседник, в ответ на какой-то вопрос, молча принес и положил на стол репринт книги Георгия Ткачева, 1911 года издания, «Ингуши и чеченцы в семье народов Терской области».

Этот же человек говорил, что у него «…все друзья чеченцы, которые за меня вступятся, в огонь и воду пойдут. Все для меня сделают». В другой раз у него прозвучала фраза «… такой закон у них «если ты волк – рви». Примечателен его же рассказ о совместном празднике, когда один из «друзей чеченцев» сидя за столом напротив и глядя на него, задумчиво произнес: «… если бы вы знали, как мы вас ненавидим».

В другом случае этот же человек привел примечательный рассказ о прошлых временах: «Во время Гражданской войны чеченские авторитеты решали на чью сторону: красную или белую встать. И один шейх сказал: «Мы должны идти с казаками». «Почему, ведь они наши извечные враги»? – спросили другие. «Потому что они люди верующие».

Рассказ этот был дополнен долгой паузой, после чего рассказчик перевел разговор на нейтральную тему.

Отдельного изложения заслуживает разговор с Д. Этот терский казак, сейчас живет в Дагестане и служит в силовых структурах. У него в девяностые годы был убит отец.

Вот примерное содержание нашего диалога.

Д. Мой отец Д., казачий атаман, ехал в «УАЗе» с российскими офицерами. Машина попала в засаду и был расстреляна. Но ненависти к чеченцам у меня нет. Ведь кто расстреливал машину отца? Двое русских принявших ислам, кумык. Чеченец был только один: он на видео все снимал. Потом все кто стрелял были убиты в боях, а тот кто на видео снимал, сейчас в тюрьме.

С.Ю. Так получается, во всем виной то, что твой отец ехал с военными? А если бы не это, то отца бы не тронули?

Д. Может и не тронули бы. Русских убивали отморозки. Друг моего отца, дядя Коля, обычный шофер, однажды не вернулся с работы. Нашли его мертвым, глаза сигаретами выжжены, тело спицами кололи. Он кровью истек. Умирал медленно.

С.Ю. Беженец из вашей станицы, ныне живущий в городе Губкин Белгородской области, писал, что у вас в 1992 году старика – ветерана войны в сарае повесили. Не слышал ли ты про этот случай?

Д. Про этот не слышал. Но такого было много. И резали и стреляли. Дома отбирали. Могли прийти в твой дом и сказать: «Пошел отсюда на х… Тут теперь я живу». И уходили, что сделаешь…

С.Ю. В рабство угоняли людей?

Д. Нет, наших казаков в рабство не угоняли.

С.Ю. Ты говорил, что зверства – действия отморозков. Получается что исход казаков следствие отдельных, в общем плане непреднамеренных действий.

Д. Почему же непреднамеренных. Самых что ни на есть планомерных. Нас выживали планомерно и сознательно. Причем началось все еще до войн. В нашей станице чеченцев было очень мало, а в других было много и все началось еще до войн. Когда началась независимость и нас стали разными способами изживать. Меня в школе постоянно избивали, я каждый день дрался.

С.Ю. А что теперь? Все поменялось?

Д. Да теперь они локти себе кусают за то, что натворили. Они готовы, что угодно теперь сделать, чтобы все вернуть к прежнему состоянию. К русским теперь другое отношение. Дома возвращают…

С «отказными», - компенсацией в 120 000 рублей за оставленное в Чечне жилье, - по словам Д. ситуация не так проста:

Многие русские, уехав, и бросив жилье, получают на новом месте «отказные»: компенсацию в 120 000 рублей. А потом их жилье уже здесь забирает себе государство. Но был случай, когда дом русские продали чеченцам, уехали, а потом «где-то там» получили «отказные», и чиновники пришли дом забирать. Тогда купивший дом чеченец, мой приятель, прибежал ко мне: «Деньги ведь при тебе мы за дом отдавали, ты же видел, что дом покупали? Подтверди». И я потом был официальным свидетелем в том, что дом при отъезде был действительно легально продан.

Почему я боялся ехать в Чечню

В первой части своих записок «По казачьим землям Чечни» я упоминал, что в эту республику въезжал с некоторым страхом и обещал позже объяснить почему. Что же пришла пора выполнить обещание.

Перед самой поездкой, еще в Кабардино-Балкарии довелось беседовать с местным казаком – мелким предпринимателем, владельцем ларька. Одной из причин страха был его рассказ, который я вкратце привожу.

Ехал я с базы с новым товаром. На своей машине. На моздокской трассе, не доезжая Екатериноградской, впереди меня шел школьный автобус, желтый, с надписью «Дети». Вдруг меня обгоняет иномарка с чеченскими номерами. Пристраивается в хвост автобусу, потом обходит его равняется, идет параллельно по пустой встречке. Вдруг из окна появляется рука с пистолетом и начинается стрельба. Отстреляв обойму, рука исчезает, иномарка на скорости уходит в сторону Моздока. Автобус и я – на обочину. Выскочили. Шофер автобуса весь белый, трясется. Осмотрели автобус – пробоин нет. Стреляли поверх него, развлекались…

Прослушивание этой истории было за два дня до моего въезда в Чечню. К слову, казак, рассказавший мне это, уже продал имущество и переселился с семьей в Ростовскую область, в одну из станиц на Верхнем Дону.

Уже через неделю на сайте Парламента Чеченской Республики появилась статья Алимхана Хажбатирова с громким названием: «Наноконфликт цивилизаций как приём. О любви к варфоломеевской ночи цивилизованных» дикарей» .

Написанная неподражаемым языком статья, была переполнена нелестными словами в мой адрес. То, что я был произведен в почетное звание «цивилизованного дикаря, любящего ворфоломеевскую ночь» и пишущего «чистую хунвейбиновщину», - один из самых мягких моментов, которые хоть можно выдернуть из контекста. Статья читается как цельное литературное произведение. Это прекрасная поэма в прозе, постмодернистскому стилю которой позавидовал бы и сам Виктор Сорокин: « Иосиф Сталин идет по Кремлю в рясе, а навстречу ему топает в монашеском клобуке Юрий Сошин и докладывает об обстановке на религиозном фронте»!

А в конце «глаголомжгущего» текста в адрес моей персоны высказано были следующие слова: «Народ ждет, когда же начнутся аресты и «посадки» этих людей. Это очень серьёзно. Он хочет знать, когда же статьи Уголовного Кодекса РФ начнут гладить по «умным» головам проповедников религиозной нетерпимости! […]

До самой последней точки он находился под моим неусыпным контролем, и он тщетно пытался вырваться из-под моих остропублицистических когтей. Я же всего лишь показал ему силу слова, стоящего на своем месте»!

После столь проникновенных слов написанных начальником Информационно-аналитического управления Парламента Чеченской республики Алимханом Хажбатировым, мне въезжать в Чеченскую республику было страшновато. Что было бы со мной, попади я не в «остро публицистические когти», а в реальные руки господина Хажбатирова и его коллег, я старался не представлять.

Но верующему православному человеку нужно не бояться, а уповать на Милость. Я вот уповал и теперь, Слава Богу, спокойно закончил свои путевые заметки.

Перед тем, как принять сан, будущий священник Николай Кравченко успел проявить себя как доблестный защитник Родины.

Служа в воздушно– десантных войсках, как их называют, «крылатой пехоте», он не раз принимал участие в боевых действиях на Северном Кавказе. И здесь ему не раз приходилось испытывать на себе действие Вышних сил. В самые опасные моменты сражений эти силы незримо хранили его. С отцом Николаем беседует корреспондент Валерий Духанин.

– Отец Николай, вы рассказывали, как участвовали в военных действиях на территории Чечни. Были ли в Вашей жизни или жизни других солдат и офицеров такие случаи, когда Господь проявлял Себя?

– Были, а как же! Допустим, наступил боец на мину – а она не взорвалась. И лишь только отошел на сто метров – раздался взрыв. Или еще. Когда ходили в разведку – лицом к лицу столкнулись с «духами». Славка, мой товарищ, не успел выстрелить. «Дух» стоял, целился. Славка выстрелил раньше: у «духа» в автомате перекосило патрон. В итоге Славка живой, а «дух» – нет.

Самый яркий пример с нашим командиром бригады полковником Николаем Баталовым. У нас после Абхазии появилась традиция перед боевым выходом, броском читать «Отче наш». Это успокаивало, и появлялась значимость правильно выполняемого дела. Однажды – это было в Грозном – перед нами была поставлена задача контролировать подземный гараж. Ее выполнять было трудно, т.к. не было простора для движения. «Духи» вынуждали нас уйти с позиции. А нам надо было обеспечить выход на площадь «Минутка», контролировать огневые точки на другой стороне улицы. Мы стояли, читали молитву, в это время вышел комбриг. Говорит: «Ребята, я с вами». Мы захватили гараж, зачистили его и стали вести огонь по точкам на другой стороне улицы. Он опять: «Я с вами».

Командиром группы был я. Комбриг в данном случае был постороннее лицо. Он не имел права находиться среди нас. Если бы он погиб – мне трибунал светил бы по полной программе. Тогда он стал рассказывать, что он видел: «Когда вы начали читать молитву – я увидел, как на вас сверху такой прозрачный колокол опускается. И я почувствовал, что под этим колоколом буду в безопасности». Глядя на него, мы поняли, что он говорит правду. С тех пор он эту молитву читал всегда, когда была возможность.

Прошло лет восемь. Встретил как-то начальника штаба. Разговорились. Спрашиваю:

– Где наш комбриг, не видел ли?

– Видел в Волгограде.

– Ну и что, командует?

– Командует! Он, в отличие от тебя, уже протоиерей!

А еще у меня был такой случай, из ряда тех, что привели меня, в конце концов, на духовную стезю. Был у меня друг Серега, мы еще по прошлой войне были знакомы. Он демобилизовался, уехал домой. И вот в Чечне мы с ним встретились. Он был механик-водитель, причем таких надо еще поискать. БВМ держал в такой чистоте, хоть носовым платком проверяй. Спать не ложился, пока не убедится, что машина заправлена и готова к бою. Мы встретились, но ненадолго, в феврале он погиб. На БМП объезжал УАЗик, пошел по обочине – а она была заминирована. Взрыв пошел вверх, прямо через него. Я очень переживал его гибель: встретились – и опять потерялись. Потом, когда мы вышли к Терскому хребту, наша разведгруппа получила неделю отдыха. Мы должны были ехать на бани в Толстой-юрт, но у нас что-то не заладилось. Лежу на поле, день теплый, я задремал, ребята играют в волейбол – а мяч катится вверх.

И вижу – идет ко мне мой друг, я ему: «Здорово, Серега!». А потом: «Слушай, ты же вроде погиб?»

– Где погиб – а где живой. Я к тебе пришел. Вам через три дня в разведку идти – не ходи, погибнешь.

– Как это я могу не идти?

Тогда он мне: «Смотри сюда». И я вижу дорогу, по которой нам идти, все перевернулось, земля стала прозрачной, и на ней в шахматном порядке мины стоят, связанные – т.е. заденешь одну – взлетит на воздух вся дорога. «Смотри, – сказал он мне, – если поедешь – читай без остановки “Отче наш”. Поедешь на второй машине». И он пошел, я за ним, он вошел в какой-то домик и исчез. Третий день прошел-движения никакого. Спать ложимся, прибегает из штаба вестовой: «Срочно, боевой выход через полчаса». Прибегает начштаба, садится на головную машину, я на вторую. Провели разведку по выявлению огневых точек, выявили, где пулеметы, где стационары. Возвращаемся, начштаба говорит: «Через горы пойдем». Поднимаемся по дороге – и я вижу тот участок, который увидел в тонком сне. А я все это время читал «Отче наш». Беру снайперскую винтовку, вижу – черная стена передо мной встает – и все. Очнулся в госпитале. Контузия. Был у нас такой второй номер, хороший, надежный парнишка из Сибири Димка Новиков. Я его взял, в разведку с ним ходил. В его машине на взрывной волне сорвало со стопора башню, а они на броне сидели, и пушкой его ударило по ребрам, сломало два ребра. А у меня от взрыва автомат залетел в люк, и я повис на ремне. БМП остановилась – я из ремня выпал. Я потом поехал к отцу Кириллу, спрашиваю его об этом явлении моего умершего друга. А он говорит: «Если бы тебе явился святой и сказал бы тебе – ты бы не думал о том, что тебе сказали, только гордился бы: вот, ко мне святой приходил. А сами слова забыл бы. А так прислушался. Мы всегда прислушиваемся ко мнению наших друзей. Молись о нем – и он будет молиться о тебе».

Протоиерей Олег Стеняев в 1999-2000 году, во время Второй чеченской войны, совершил ряд поездок в Чечню. О том, каковы были цели этих поездок, с какой миссией должен идти священник во время таких конфликтов, для чего освящается оружие, можно ли проповедовать Христа мусульманам и как, - его рассказ.

Батюшка, расскажите, как вы оказались в Чечне во время военной кампании? Какие впечатления вынесли из этих поездок?

Это была командировка. Шла . И ко мне обратились журналисты «Московского комсомольца», один из которых рассказал о своей поездке в Чеченскую республику во время Первой чеченской войны и о том, как солдаты жаловались, что у них нет церковного окормления. Журналисты решили поднять проблему дефицита духовного попечения военнослужащих. Сказали, что готовы посодействовать мне, чтобы я смог поехать в Чечню и пообщаться с военнослужащими. Я принял это предложение. Моя поездка была согласована и с армейскими властями.

С Чкаловского аэродромамы сначала отправились в Дагестан, а из Дагестана уже на вертолете ночью, в тишине и в темноте, потому что все освещение отключалось, пересекали чеченскую границу. Мы расположились под Гудермесом. Но посещали и другие места, встречались с военнослужащими. Я читал лекции. Перед каждой лекцией офицеры, ответственные за воспитательную работу, обращали мое внимание на то, что часть военнослужащих исповедуют - это были мальчишки из Татарстана и Башкирии. И на своей лекции я обязательно делал отступление для мусульман - об исламских законах ведения войны по хадисам Аль-Бухари, чтобы они могли сравнить, насколько адекватно наш противник придерживается традиций ислама или не придерживается их совсем.

С местными жителями тоже приходилось общаться. Первая поездка была ознакомительная. Я увидел, что у людей есть проблемы. Я увидел, что местным жителям не хватает теплой одежды, а как раз начинались холода. И вернувшись в Москву, я сразу бросил клич через радио «Радонеж»: надо собрать детские теплые вещи, а для взрослых шерстяные шапки, шарфы, перчатки, чтобы отвезти их в Чеченскую республику. Откликнулись тогда очень многие люди.

В условиях войны люди могут ожесточиться, впасть в какую-то осатанелость, и важно было их духовно поддержать

Нашу задачу мы видели в том, чтобы помогать местному населению и военнослужащим, находящимся там по долгу военной службы - чтобы эта их служба сопровождалась духовным окормлением. В условиях войны люди могут ожесточиться, озлобиться, впасть в какую-то осатанелость, и важно было их духовно поддержать.

Отправившись в Чечню во второй раз, мы уже самостоятельно добирались туда на микроавтобусах. Святейший Патриарх Алексий II дал благословение служить на всяком месте, где я сочту необходимым. Потому что на территории Чеченской республики практически все храмы были уничтожены, кроме храма в станице Асиновской. Патриарх подчеркнул, что мы должны оказывать помощь не только русскоязычному населению, но и местным жителям, чеченцам. Что мы в ходе благотворительных программ не должны делить людей на своих и чужих, чтобы это не выглядело как война между мусульманами и христианами.

Один из солдат стал зашивать это детское письмо под погон. Я спросил: «Зачем?» Он сказал: «Это лучше любого бронежилета»

Всего было предпринято пять поездок, я принимал участие в четырех. Мы въезжали через блокпост «Кавказ», сразу ехали в станицу Асиновскую, в православный храм. Потом - к Грозному через Самашкинский лес, и там уже на площади раздавали помощь, которую привезли для местного населения, - теплые вещи. Для военнослужащих привозили сгущенное молоко, вязаные шапочки черного цвета, какие не нарушают форму, перчатки… Дети из православной гимназии «Радонеж» и других православных школ написали «письмо солдату», и в каждую шапочку мы вкладывали по письму. Содержание было приблизительно такое: «Я Николай. Мне 9 лет. Я учусь в православной гимназии. Я знаю, что вы исполняете свой воинский долг вдали от Москвы. Мы молимся за вас, переживаем, хотим, чтобы там, где вы находитесь, был мир». Когда солдаты обнаруживали в шапочках эти письма, они не могли сдержать слез. Видели бы вы это! Один сразу стал зашивать письмо под погон. Я спросил: «Зачем?» Он сказал: «Это лучше любого бронежилета. Я буду носить его на правом плече».

Был такой интересный случай. Когда мы раздавали после лекции, а среди военнослужащих были, как я уже говорил, и мусульмане, то и они тоже стали тянуть руки. Я растерялся и спросил: «Разве вы не мусульмане?» - «Мусульмане». - «Зачем вам крестики?» И один из них ответил: «Так мы же Россию защищаем». У меня выступили слезы на глазах, так это было трогательно.

- С какими трудностями вам пришлось столкнуться в Чечне?

Самой большой была та, когда нас остановили боевики. Мы ехали через Самашкинский лес. Шел дождь. Люди в камуфляже тормозят нашу машину. Трудно разобрать, кто такие: туман, дождь. Остановились. Смотрим: бородатые мужики! Открывают нашу машину, спрашивают: «Кто такие? Куда едете?» Они не поняли, кто мы такие, потому что мы тоже бородатые сидим. У нас московские номера, и они могли подумать, что это братья приехали, московские чеченцы. Я говорю: «Московская Патриархия, везем гуманитарную помощь»…

Добро никогда не проходит бесследно в хорошем смысле этого слова. Как в Библии сказано: Опускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его (Еккл. 11: 1). Чечня же маленькая, там все перемещения машин, разных лиц в той или иной степени фиксировались как нашей, так и той стороной. Один мужчина говорит: «Я их знаю, это не спекулянты, они бесплатно все раздают». Тогда главный, как я понял, сказал: «Пусть Аллах благословит вас. Езжайте». А у нас машина не заводится!

Кто-то отошел от той группы, кто-то подошел новый… Человек с пулеметом появился, очень смуглый, почти как негр. А может, он в грязи был. Я говорю водителю: «Надо быстрее уезжать, какие-то злые подходят, не такие доброжелательные, как первые… Посадят нас в яму…» А чеченцы подходят и спрашивают: «Что же вы не едете?» - «У нас что-то с мотором…» И они нам стали помогать чинить мотор. Была интересная такая ситуация.

А те, кто подходил, на нас пальцами показывали, что-то спрашивали. Думаю: ну, точно посадят в «зиндан» (яму). И еще думаю: чтобы сразу не замерзнуть, надо немножко выпить. А нам с собой выдали флягу со спиртом. Я налил себе немножко, выпил и как-то повеселел, потеплел, осмелел. Подхожу к ним и спрашиваю: «А почему это вы наших священников хватаете?» На тот момент было известно, что трое батюшек заявлены пропавшими без вести. Они говорят: «Нет, мы попов не трогаем». - «Как не трогаете? Вот этот и этот». Они: «Это не священники, это парашютисты». - «Как парашютисты?» - Они: «Это чекисты». - «А как вы определяете, кто парашютист, а кто нет?»- «Ты не парашютист. Ты толстый, пьяный и наглый - ты настоящий русский поп. Тебя никто здесь не тронет. Кто тебя тронет, Аллах того накажет. А те, я их видел: подтянутые, накачанные. Иди, тебя никто не обидит». Я вспомнил тогда известное библейское высказывание: ибо сила Моя совершается в немощи (2 Кор. 12: 9).

Они подтолкнули нашу машину, и мы доехали нормально до Грозного, где опять раздавали теплые вещи, которые привезли.

Батюшка, в тот период много священников попало в плен, было убито. У вас лично присутствовал страх за свою жизнь?

Было чувство эйфории. Во-первых, я понимал, что это достойная смерть, когда ты не занимаешь чью-то сторону на войне, а хочешь проявить заботу и о тех, и о других. Наша миссия носила миротворческий характер. Патриарх нам сказал, что мы должны всем помогать. А бояться смерти… Мы все умрем когда-нибудь. Мне казалось, что если это произойдет вот сейчас, здесь, в Чечне, то это будет достойным завершением жизни.

- Вы были готовы встретить смерть достойно?

На войне любое перемещение - событие. Ты дошел до какого-то места, в тебя не попали, в тебя даже не стреляли - уже чудо

В некотором смысле - да. Это чувство меня согревало. Ситуация на войне другая, чем в обычной жизни. На войне человек с человеком может встречаться в течение дня несколько раз, и всякий раз они будут приветствовать друг друга, обнимать, как будто не виделись в течение длительного времени. Почему? Потому что в обычной жизни выходим из дома, сходили в магазин, вернулись домой… Здесь нет никакого события. А на войне любое перемещение - это событие. Ты дошел до какого-то места, в тебя не попали, в тебя даже не стреляли, а если стреляли, то промахнулись. Сколько бы люди ни встречались в течение дня, все равно тепло и душевно приветствуют друг друга. На это я обратил внимание. Потому что люди начинают дорожить друг другом, и каждое мгновение, проведенное на войне, - это событие. Это мгновение, в которое ты еще не расстался с жизнью, она продолжается, значит, какая-то забота о тебе есть.

Часто приходится слышать от неверующих людей упреки в том, что священники, благословляя военную технику, оружие, этим благословляют на убийство. Вы тоже освящали оружие. Скажите, что можно ответить на эти упреки?

Да, мы совершали чин освящения оружия.

В Библии содержится прямой призыв к тому, что священник должен благословлять совершение боевых действий и даже предлагается текст возможной молитвы.

Читаем: Когда же приступаете к сражению, тогда пусть подойдет священник, и говорит народу, и скажет ему: слушай, Израиль! вы сегодня вступаете в сражение с врагами вашими, да не ослабеет сердце ваше, не бойтесь, не смущайтесь и не ужасайтесь их, ибо Господь Бог ваш идет с вами, чтобы сразиться за вас с врагами вашими [и] спасти вас (Втор. 20: 2-4).

Освящение оружия - это, прежде всего, ограничение его возможного применения

Но когда мы освящаем оружие, это акция ограничительная для применения оружия, а не наоборот. Те, кто нас упрекает, не учитывают, что чин освящения оружия предполагает, что на оружие накладывается некий запрет. Освященное оружие нельзя применять против мирных жителей, против невооруженных людей. Против тех, кто сдаются в плен. А если эти ограничения не выполняются, то это граничит с богохульством.

Всякий раз после совершения чина освящения оружия я объяснял нашим солдатам, что освященное оружие ни в коем случае нельзя применять в таких-то случаях. Один даже мне сказал: «Ну, надо же, попали!» Потому что теперь он свое оружие не мог применять так, как он, может быть, хотел.

Так что освящение оружия - это, прежде всего, ограничение его возможного применения. Потому что любое религиозное действие ставит ограду вокруг человека и заповеди, которую нельзя нарушать. На это мало кто обращает внимание.

Эти поездки многое изменили в моей жизни. Появились друзья из среды самих чеченцев, некоторые из них потом приезжали в Москву.

- Расскажите, пожалуйста, еще о каких-то запомнившихся эпизодах, может быть, даже чудесах.

А тогда в Чечне шли интенсивные боевые действия. И нам сначала предлагали ехать в составе каких-то колонн военных, но мы напрочь от этого отказались, так как наша миссия была обращена и к тем, и к другим, так что мы перемещались абсолютно самостоятельно.

Хотелось бы рассказать об окормлении военнослужащих, которое мы осуществляли. Когда мы оказывались в воинской части, мы проводили общую беседу, потом достаточно длительное время отводилось на вопросы и ответы. А затем мы давали объявление: те, кто хотел исповедоваться, могут исповедоваться после встречи, а с теми, кто нуждается в крещении, мы проведем дополнительные беседы по Символу веры, и на следующий день туда-то и тогда-то они могут прийти - будет совершаться Таинство Крещения.

И вот мы объявили в одной части о Крещении… Утром я пришел в назначенное время к назначенному месту, смотрю: военнослужащие идут на крещение парами по два человека, как будто один ведет другого. Я немножко не понял, спросил: «Что это вы так парочками?», а солдаты мне говорят: «Так крестный же должен быть!» Я вспомнил, что я на это не обратил внимание. Так устанавливалось армейское православное братство, когда крестник - тот, кто крестился, - получал крестного.

- Сколько людей вы крестили за все время пребывания в Чечне?

Крещения проводились почти везде. Но те, кто участвовал в тех программах, боялись навязывать нашу веру местным жителям. Может, был комплекс вины по отношению к местным жителям, потому что я видел, во что был превращен Грозный, другие города и села… Это печальное зрелище.

Но был очень интересный опыт общения с местными жителями в самом Грозном. Когда один из офицеров меня пригласил сходить во что-то среднее между шашлычной и чайной. В Грозном тогда были такие «договорные зоны», куда люди могли приходить просто покушать. Война войной, а хлебные магазины работают, кафе работают. Жить надо как-то.

И вот мы пришли в одно из таких мест. Даже если я в телогрейке, в сапогах, у меня крест все равно на груди. В подряснике ходить практически невозможно было, но я надевал его все-таки… А там везде была грязь, разбитые дороги…

И я ему уже совершенно спокойно рассказываю об Иисусе Христе. Это не была экспансия - это была миссионерская стратегия

Приходим в кафе, кушаем, а напротив нас сидят мужики чеченские. И от них оружейной смазкой пахнет, а оружейная смазка так въедается в руки, что отмыть ее невозможно, - остаются черные пятна. И вот они сидят напротив. От них и порохом пахнет - я уже распознавал эти запахи. И вдруг я решил поговорить с той стороной. Спрашиваю человека, который сидит напротив меня: «Как вас зовут?» Он: «Зачем тебе это надо?» - и так агрессивно. Я: «Скажите, как. Я могу вам объяснить ваше имя». Он назвал: «Джебраил». А другие сразу прислушались. Дело в том, что на Кавказе имя человеку просто так не дают. Имя - это очень важная составляющая в культурной и религиозной жизни кавказских народов. Имя дается в честь какого-то значимого предка, не просто так. Это очень серьезно. Я говорю ему: «Джебраил» (т. е. Гавриил - О. С .) - это даже не человек». А рядом с ним сидит чеченец, хлопает его по плечу и кричит: «Я ж тебе говорил, что ты осел!» «Нет, - говорю, - Джебраил - это Божий ангел, архангел, друг пророков, который являлся Мариам, другим угодникам Божиим…» И начал рассказывать, насколько мог. Такой интерес фантастический сразу... Имя для кавказца, особенно для мусульманина - это ключ к его сердцу. Другой сразу: «Мое имя Муса». Я рассказываю: Муса - это Божий пророк, рассказываю какие-то события значимые… И вот уже хозяин пробирается к нам и говорит: «Пусть мое имя объяснит». Такого невзрачного вида человек. «Мое имя Иса. Что это такое?» И я ему уже совершенно спокойно рассказываю об Иисусе Христе. Это не была экспансия агрессивная. Это была миссионерская стратегия. Правила поведения.

- Не крестились потом?

Речь об этом и не шла. Но я имел возможность свидетельствовать о своей вере. По возможности я их отсылал к известным им текстам, где о рождестве Иисуса Христа рассказывалось, к сурам о семействе Имрана… Где о значимости Писания говорится в их источниках. Это всегда вызывало особый интерес. А когда в одном случае по памяти я процитировал Коран на арабском, это произвело фантастическое впечатление, так что один даже заплакал. Они очень дорожат своими религиозными принципами.

Мы расставались совершенно друзьями. Хозяин сказал: «Не надо ничего платить». Мне в дорогу дали лаваш и мясо, чтобы у нас с собой что-то было поесть. Я увидел, что диалог возможен. Люди разных вер могут общаться, если они проявляют уважение друг к другу. Нашлись общие темы.

Поднимал вопрос об исламских законах ведения войны. Говорил: эти законы есть у вас, очень важно, чтобы вы им следовали. Законы гуманные по-своему. Там, например, есть такие принципы: «Что ешь ты, то ест и твой пленный. Как одеваешься ты, так одевается твой пленный. Нельзя женщин убивать во время войны, нельзя убивать детей».

- Эти принципы определялись Мухаммедом во время его военных кампаний?

Любой миссионер, когда он окажется в другой религиозной среде, должен пережить свой ареопаг

По преданию исламской уммы, они восходят к Мухаммеду. И когда вот так говоришь с людьми, это для них понятно. Я все время чувствовал себя, как апостол Павел в языческом ареопаге. Помните, как он говорил: Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны… (Деян. 17:22). Любой миссионер, когда он окажется в другой этнокультурной среде, в другой религиозной среде, должен пережить свой ареопаг . В противном случае лучше не заниматься миссионерством. Тогда чем-то другим пусть занимается.

Каким был настрой у ребят перед началом боевой операции? Они приходили к вам за разговором, за благословением? Какие слова вы выбирали для ребят перед боем? Ведь тогда каждый понимал: еще чуть-чуть - кто-то из них толкнется в смерть…

Линия фронта в Чечне отсутствовала. Это была партизанская война: люди просто шли на дежурство, участвовали в зачистке. Не так, что одна армия сходится с другой армией в поле. Сейчас так не воюют уже. Поэтому каждое дежурство, каждый выезд из воинской части - это ответственный момент. Там люди дорожили каждым мгновением, событие видели во всем: что живы остались, что в течение дня никого не обстреляли или обстреляли, но не попали. Во всем виделось событие. Адреналин повышался, поэтому все в такой легкой эйфории находились.

Я понял: на войне нет неверующих, на войне все верующие. Крестились офицеры некрещеные. Есть фотография: начальник воинской части поздравляет офицера, который крестился. Крестились военнослужащие, русские из числа местного населения тоже крестились.

- Неужели не было таких, кто бы выступал открыто лично против вас, против вашей проповеди, против ваших лекций?

Нет, не было.

- Что вы испытывали, когда провожали ребят в бой и потом не всех встречали вернувшимися?

Все-таки я там так долго не находился, чтобы отправить кого-то в бой и потом не дождаться возвращения. Мы переезжали из одной части в другую. Наша задача заключалась в том, чтобы как можно большее количество наших военнослужащих охватить религиозной вестью. Предоставить необходимые требы, умиротворить людей, насколько это возможно.

Помните, как к Иоанну Крестителю пришли воины и спрашивали его… что делать? И сказал им никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем (Лк. 3:14). - Речь шла о наемниках.

Мы старались действовать так, как предписано Библией . Благословение и наставления нужно давать воинам.

Недавно вышла из печати уникальная книга «Мученики кавказские». Это рассказ о священниках Анатолии Чистоусове и Петре Сухоносове, принявших мученическую кончину от рук бандитов во время Чеченской войны.

Книга напечатана при поддержке частных лиц, духовных чад и почитателей отцов Петра и Анатолия в их светлую память. Книга получила диплом Всероссийского литературного конкурса «Твои, Россия, сыновья». Презентация книги прошла в Москве, Омске, Вятке, Челябинске, Кургане, Грозном, Дагестане, готовится презентация книги в православной миссии в Гонконге. Книга передана в городские библиотеки более 20 крупнейших городов России и Украины.

Книга подготовлена по благословению Преосвященнейшего Варлаама, епископа Махачкалинского и Грозненского. Общий тираж 4.500 экз.

Заказать книгу можно, написав письмо Елене Авадяевой по эл. адресу: [email protected].

Сегодня мы предлагаем вниманию читателей очерк писателя, журналиста Виталия Носкова об иерее Анатолии Чистоусове.

Бесстрастная видеокамера зафиксировала, как в городе Грозном отряд чеченских боевиков выдвигается в сторону моста через Сунжу и попадает под огонь минометов. Грязно-желтые вспышки разрывов на проспекте Ленина ошеломляют чеченцев. И, развернувшись, они бегут, тяжело топая, в сторону православного храма Михаила Архангела, где уже спасается немало других дудаевцев.

Напротив церкви к стенам невысоких домов жмутся боевики... Видеокамера скользит по лицам уставших от быстрого бега чеченцев... Кто-то устало падает в трофейное кресло. Под ногами боевиков в стеклянных банках зимней заготовки соленья, стаканы, початая бутылка водки...

‑ Водку не снимай! - раздается в кадре командный голос.

В дни и ночи самых ожесточенных боев за Грозный в декабре 1994-го, в январе 1995 года нанесенный на артиллерийские карты храм Михаила Архангела обстрелам не подвергался. Обрабатывали территорию вблизи него. Разведка знала, где ищут укрытия дудаевцы. В храм чеченцы не заходили: вера не позволяла.

Один снаряд, отрекошетив, взорвался на втором этаже церковного помещения, кто-то из дудаевцев бросил в окно этого административного дома гранату. Двадцать шестого января 1995 года, оставляя центр города, боевики в два часа дня несколько раз прошлись трассерами по церковному куполу и храм запылал. Благочинный церквей Чеченской Республики, настоятель храма Михаила Архангела отец Анатолий Чистоусов успел спасти только серебряные сосуды и несколько икон. На пожаре пострадали трое мирян - пролили кровь за Господа.

Храм, который в Грозном называли «солдатским», «красным», сгорел в сто три года. Рядом с красной церковью до революции 1917 года хоронили российских воинов. В советское время их могильными плитами выстлали часть проспекта имени Ленина.

В горящем, разрушаемом городе храм оставался островком, где каждый день молились о ниспослании мира. Этот церковный корабль жил по строгому уставу. Благословение и послушание - вот что спасало православных молитвенников. Настоятель храма отец Анатолий Чистоусов служил, как положено Христову воину, и Господь помогал.

Когда благочинный церквей Чеченской Республики о. Петр Нецветаев тяжело заболел, отец Анатолий заботился о нем, а потом обратился к полевым командирам с просьбой не препятствовать выезду Нецветаева с территории, подконтрольной дудаевцам. Прощаясь с отцом Анатолием, благочинный в тревоге за него сказал: «Езжай со мной»... На что Чистоусов ответил: «Как же я уеду? Люди здесь»...

Отец Анатолий ушел от обыкновенной жизни в 1994 году. Желание стать священником окрепло в нем после встречи с отцом Александром Фисуном в Ставрополе. В тот момент жизни майор Анатолий Иванович Чистоусов служил курсовым воспитателем в Ставропольском высшем военном училище летчиков и штурманов ПВО. За плечами были кировский механико-технологический техникум, Даугавпилское авиационное училище, диплом историка пединститута.... И как вспоминает отец Александр: «Майор Чистоусов шел на работу первым, а за зарплатой последним, и еще была ежедневная потребность в молитве».

Мысли и чувства о перемене жизни крепли день ото дня, и отец Александр Фисун, духовник воцерковленного Анатолия Ивановича, испросил для него в Троице-Сергиевой лавре заочное благословение у знаменитого духовными подвигами архимандрита Кирилла Павлова. Духовным зрением старец увидел перед собой абсолютно смиренного человека, обладающего божьим даром верить, талант души которого мог раскрыться только в лоне Русской православной церкви. С этого дня в жизни офицера российской армии Чистоусова все происходило только по благословению старца Кирилла.

Шестнадцатого марта 1994 года Анатолий Иванович стал дьяконом, 19 марта его рукоположили в священники, а 20 марта митрополит Ставропольский и Бакинский Гедеон направил отца Анатолия в Грозный. Он уехал в столицу Ичкерии, зная, что верующий только с Господом и все на земле совершается по воле Божьей.

Став священником, отец Анатолий не переменился. Смирение помогло освоить сложную науку пастыря. Он неустанно учился, и талант его души открылся во всей красе. К отцу Анатолию потянулись люди. Он знал, что офицер для солдата - это образ Родины, а для страждущего народа во все времена православный священник представлял всю церковь Христову. Для грешного недосягаемо, но вера обязывала к такой высоте служения. Отец Анатолий в Грозном часто исповедовался и навсегда утратил способность к конфликтам.

Озлобление в Чечне повсеместно возрастало. В своих правительственных документах руководство Ичкерии декларировало мир и дружбу народов. На деле процветали сепаратизм, воинствующий национализм. Русские в Грозном все чаще слышали: «Вас надо выселить на необитаемый остров!» или «Не уезжайте! Нам нужны рабы и проститутки!» Отец Анатолий понимал, что Чечня многолика. Безвластие привело к криминальному хаосу, которому честные люди не могли противостоять. «Как мы любили свой город! И во что он превратился..., ‑ говорили грозненцы на церковном дворе. - Пока Горбачев не встал на пост, все было хорошо! - вспоминали. - Теперь нас убивают по одиночке... Многие поменялись, как хамелеоны, ‑ рассуждали. - Чеченская молодежь избалована на деньгах, живет по принципу: «Ты умрешь сегодня, я умру завтра» ‑ но приходили к общему мнению, что чеченцы, если в подъезде живут русские старики, им обязательно помогут»... Общим мнением было, что те из нохчей, кого выселяли 23 февраля 1944 года, ненавистью к России не страдают...

Первыми спецпропагандисты Дудаева разложили молодежь. Правоохранительные органы Ичкерии бездействовали. Все решало: с кем ты, чеченец, с Богом или дьяволом?

Прихожане храма Михаила Архангела в Грозном искали ответа на вопросы: «Почему в 1992 году российская армия ушла из Чечни, оставив здесь горы оружия, склады с боеприпасами, танки и артиллерию? Почему русских убивают тысячами, изгоняют десятками тысяч, а российское правительство и Президент делают вид, что ничего страшного в Ичкерии не происходит?»

Особенным истязаниям подвергались девочки-подростки, девушки, молодые женщины, даже старушки. Русская православная церковь Михаила Архангела могла утонуть в слезах. И на все жгучие вопросы причта искали ответ грозненские священники - отцы Петр Нецветаев, Александр Смывин, Анатолий Чистоусов.

После вынужденной эвакуации отца Петра, благочинным стал отец Анатолий. После пожара, уничтожившего храм, молились в подвале поврежденного административного здания. Днем и ночью церковный двор, подвал и уцелевшее пространство заполнялись людьми. Многие прихожане оставались надолго... Есть видеокадры, на которых две рыдающие, согбенные от ужаса пожилые женщины, бьют слабыми кулачками в закрытые, простреленные ворота церковной ограды.

‑ Все страждущие здесь, - сказал мне в апреле 1995 года отец Анатолий. - И мусульмане приходят...

В январе 1995 года грозненцы пробирались в храм под перекрестным огнем - за божьей помощью, водой и хлебом.

В середине февраля отца Анатолия снял на видеокамеру пятигорчанин Александр Кузнецов. Объединенная группа казаков пятигорского отдела Терского казачьего войска и станицы Гулькевичи Кубанского войска доставили в храм Михаила Архангела три Камаза с продовольствием - братскую помощь.

В облике отца Анатолия неизжитая боль, смирение и вера в лучшее, голос ровен, тих, никакой патетики, только внутренний свет:

‑ Сотни старцев, детей, женщин сидят в подвалах, - сказал на камеру батюшка. - По полтора месяца они не видят белого света - голодные, холодные. Как они питаются - только одному Господу известно. Нашим прихожанам и тем, кто приходит в храм, мы никому не отказываем, стараемся обогреть, поддержать продуктами питания и словом. Мы очень благодарны всем, кто оказывает нам посильную помощь. Особенно казачеству хотелось бы выразить благодарность за то, что как-то по-отечески и по-христиански отнеслись к нашим чаяниям. Милость Божья: нежданно, нагадано Господь послал нам такую помощь - три больших Камаза, полностью груженых продуктами. Для всех страждущих это большая помощь. Спаси Господи. Спасибо Вам за все...

В январе 1995 года в разгар боев, когда в храме запас продуктов иссяк, отец Анатолий во спасение многих, обратился к мулле. И мусульмане тогда по-соседски добром ответили православным. Пастве и священникам удалось избежать голода. «Мы - перегретый народ», - сказала мне в Грозном чеченка - жена преподавателя университета, ненавистница Дудаева.

В Чечне над каждым летал ангел смерти, и отец Анатолий относился к чеченцам с состраданием. В годы ичкерийской смуты одни из них могли удивить чистотой души, другие - глубиной нравственного падения.

Пришел в храм абхазец-дудаевец, оставил кинжал на ступеньках, помолился и так же тихо исчез.

Отец Анатолий видел, как с длинными чехлами в руках приезжают к Дудаеву наемники-снайперы, как город готовят к обороне: оставалось только молиться, чтобы братоубийственный конфликт, подобно цунами, не смел разноплеменной город.

Старец-пономарь Николай Денисович Жученко (он же тайный монах Александр), духовное чадо отца Феодосия Кавказского, рассказывал отцу Анатолию, что в Грозном в 1941 году некий гражданин сказал ему, что суд Божий начнется с храма Михаила Архангела. В 1995 году на въезде в город чья-то безжалостная рука широкой кистью, алыми красками изобразила на видном месте «Добро пожаловать в Ад». В тот год на земле не было более страшного места.

В ночь с 14-го на 15-е апреля 1995 года над Грозным гирляндами висели осветительные ракеты, ухали танки, рвали небеса трассера. Я сидел возле палатки пресс-центра МВД России и со стыдом осознавал, что вот я, командированный из Москвы журналист, на окраине города в аэропорту Северный, в кольце охраняющих меня войск - с минными полями, артиллерией, бдящей в окопах пехотой, а в центре Грозного неохраняемый храм Михаила Архангела, где два священника, дьякон и девятнадцать, постоянно находящихся на проспекте Ленина, прихожан - в основном пожилых женщин. В памяти крепко держались телевизионные кадры об идущем по вдребезги разбитому городу священнике в длинной темно-зеленой куртке... На голове невысокого, бородатого, удивительно симпатичного человека камилавка, бьет по голенищам сапог длиннополая ряса. На левом плече широкоплечего, сильного иерея вместительная спортивная сумка... По-хозяйски уверенный шаг того, кто знает точный адрес своего маршрута. Потом на радио «Россия» я услышал ровный, умиротворяющий голос настоятеля храма Михаила Архангела, и желание увидеть отца Анатолия окрепло...

За день до отъезда я мельком увидел по телевизору, как он молится в черном сыром подвале, и коллега-писатель долго уговаривал меня не ехать, внушая: «Ты один сын у матери, и если тебя убьют в Чечне, то сам понимаешь - никому твоя мать не будет нужна».

Днем 14-го апреля в палатке пресс-центра майор Игорь Пшонко рассказал, что храм Михаила Архангела на особом контроле у коменданта Северного... Что раньше в церковь регулярно доставляли воду, продукты, но сейчас, когда сформировано чеченское МЧС, с этим есть перебои. «Завтра поедем - сам все увидишь».

Утром майор облачился в тяжелый армейский бронежилет, покрыл голову каской, пояснил, что таков суровый приказ начальства, и мы втроем на мотоцикле с коляской отправились в центр города. Только тогда я понял фразу милицейского фотокорреспондента Тутова, сказавшего о Грозном: «Он и днем, как при лунном свете». Городские бои не оставили ни одного целого здания, перемолов былую архитектурную красоту в хлам. Никто не знал, сколько погибших лежало в развалинах, которые только начали разбирать до фундаментов. Иногда раздавались взрывы - это саперы на месте уничтожали представлявшие опасность предметы...

Как только мы остановились у синего цвета церковных ворот, как из малоэтажного дома напротив выбежала женщина и нервной скороговоркой сообщила Пшонко, что ночью собаки вырыли останки соседа, убитого в новогоднюю ночь, что его жена и дочь, раненые, вывезены из города, а мужа сорока лет прикопали, земля осела и теперь надо что-то делать...

‑ Под огнем люди были вынуждены хоронить тела во дворах, - пояснил майор и пошел в след за черной от всего пережитого женщиной.

Серая, будто надутая, видавшая виды кошка безмятежно людоедствовала, на канализационном люке сидели еще две... Таким было первое впечатление о жизни в Грозном.

Справа нависли надо мной стены сгоревшей церкви, мужественно глядел в небо остов колокольни, своего доброго часа ждал рухнувший на землю вечевой колокол....

Служба шла в бывшей крестильне, где теперь плотно стояли верующие: многие женщины плакали. Это были не первые слезы, что я видел с утра. Со слезами на глазах перекрестила солдат на мчавшемся бэтээре молодая женщина в черном, у ног которой белым зайчиком веселился худенький мальчик. Плакала Марина, подросток из детского приюта: ее крещение я увидел, как только вошел в подремонтированное административное здание. Она даже не умела перекреститься, но только показали, как подлежит сделать, девочка успокоилась, задышала ровно, с радостью осенила себя крестом.

На амвоне с крестом на груди - на него падал яркий луч солнца - говорил благочинный церквей Чеченской Республики отец Анатолий Чистоусов.

Так я узнал, что сегодня Лазарева суббота, и что воскрешение Лазаря - большое чудо. Вместе со стоящими на проповеди устыдился, что вера у нас еще очень мала, и по вере нашей нам будет дано. С горем задумался, что вера в России настолько мала, что Господь попустил нам поругание и свое маловерие мы все вместе преодолеем через покаяние...

В конце проповеди отец Анатолий как будто для меня сказал, что впереди Страстная неделя: утром я уезжал к южноуральским собровцам за Терек. Мое узнавание войны только-только начиналось.

Еще раз напомнив о покаянии, батюшка пожелал, чтобы мы, миряне, постоянно возрастали и укреплялись.

Когда служба закончилась, и я ожидал ушедшего в алтарь отца Анатолия, ко мне подошла очень строгого вида женщина и, опустив голову, неожиданно сказала:

‑ Простите меня.

‑ За что? - растерялся я.

‑ Я о вас плохо подумала. Не терплю иностранцев и журналистов.

На мне были камуфлированные брюки, цвета хаки рубашка с короткими рукавами, на груди аккредитационная карточка с фотографией: разрешение правительства на работу корреспондента в зоне боевых действий.

‑ А теперь я вижу, что вы наш. И смените камуфляж на цивильное, иначе потеряете голову, - закончила разговор грозненка.

Из левого придела храма, где шла панихида, доносилось:

‑ Упокой Господи убиенных воинов...

Потом молились за новопреставленных. Ко мне, сидящему на скамейке, подошел пономарь. Ему было далеко за семьдесят. Николай Денисович говорил мне, что всякий разум дается от рождения и начало премудрости - страх Божий, и что православные в Грозном держатся Писанием, да молитвами.

‑ В Чечне жизнь человеческая не ценится, ‑ рассказывал он. - Продолжается травля русскоязычных. Чеченцы с сел нас органически ненавидят. Плюют нам в лицо. Убивают на базарах. Еще при власти Дудаева батюшка Анатолий сделал заявление по поводу издевательств над русскими. На базарах тогда шла торговля иконами из разграбленных квартир. Мы страдаем за хладность веры. Наши несчастья для возбуждения веры.

Из алтаря вышел отец Анатолий. Внешне бесстрастный, достойный в движениях, разумная пытливость в карих с потаенной улыбкой глазах... Ни одного суетливого вопроса: «Как там в Москве?»

В разговоре батюшка был устремлен в будущее... Рассказал, что до революции храм Михаила Архангела владел куда большей территорией, где соседствовали церковно-приходская школа, дом священника, пекарня, богадельня, свечной завод. И, возможно, храму вернут прежнюю землю. Потом отец Анатолий виновато спросил: есть ли на моей груди крестик? Я сказал, что крест есть, что он освещен у Гроба Господня, даже показал этот драгоценный подарок писателя Виктора Потанина... После чего настороженная дистанция между священником и мной истончилась. И отец Анатолий с видимой радостью поведал, что позавчера в храме к каждой иконе подвесили по лампаде, что горячим супом здесь питают людей каждый день.

‑ Три, четыре стола накрываем. Мы особенно благодарны генералу МЧС Кириллову Геннадию Николаевичу. Наш первый благодетель - российское МЧС: снабдили нас электродвижком, скоро привезут вагончик. В подвале сыро: мужчинам - легче, а для старушек - кошмар. Скоро мы сделаем баню. Государственный бюджет - известно - на восстановление храма дали. Потребуется 600 миллионов рублей. Предложили бригаду, но она запросила по рыночным ценам... Сегодня мы ждем, что МЧС привезет шампуни, средства против насекомых. В Грозном гуманитарная катастрофа...

Руководству боевиков хотелось, чтобы в Чечне была религиозная, этническая война, ‑ говорил батюшка. - Мы не хотим этой войны, новых жертв. Перед приходом российской армии пропагандисты Дудаева распускали слухи, что чеченцев снова начнут выселять. А сегодня русскоязычные взбудоражены. С ними те же спецпропагандисты ведут разговоры: «Вот погодите... Ваши уйдут - мы вас будем через сито просеивать»...

С видимой болью отец Анатолий говорил о наших военнопленных, к которым во дворец Дудаева его однажды пустили.

Сорок российских пленных - из них семь офицеров - встретили православного священника с надеждой.

‑ Я не мог им дать никаких гарантий, - сказал батюшка. - Хотя полевые командиры обещали, что будут относиться к пленным, как положено. Я хотел поддержать верующих, спросил: «Желает ли кто принять таинство?» Офицеры исповедовались и причастились... Юноша-танкист рассказал, что его экипаж, входя в Грозный, имел задачу - проехать, встать на перекрестке и ждать команду, а их на поражение... Мир всегда лучше войны...

Когда я спросил отца Анатолия: «Почему храм Михаила Архангела сгорел?», ‑ он ответил: «На все воля Божия. Так Господу было угодно по нашим грехам». Попрощавшись, батюшка покинул меня.

В храм вошли двое солдат: зажгли свечи, приложились к иконам. Один с заживающими ожогами на лице глядел на образа с детской надеждой. Рядовые 324-го мотострелкового полка, возвращаясь в Шали, имели мало времени на молитву. Осталась в памяти их светлая вера, что Бог и Церковь защитят от дальнейших бед, и что их ждут дома: в Иркутской области и Воронеже.

В храме Михаила Архангела я понял - зачем я тут... Я прилетел в Грозный в поисках смысла жизни, растоптанный 1991 годом, очередным ломанием хребта страны о ельцинское колено, раненый разрушением нравственного мира России. Я искал виноватых в Америке и Кремле, а здесь, в храме, люди брали всю вину на себя, утешаясь в покаянии, искренне считая, что суд Божий уже идет.

Все подготовленные заранее вопросы, вглядываясь в умиротворенное лицо батюшки, я забыл, только слушал его: ведь отец Анатолий сразу распознал мои сомнения. Сам священник не боялся скорбей и болезней. Испытания и заботы, которых он переживал множество, не нарушили его душевный покой. Меньше всего в этом море скорбей я ожидал увидеть спокойного, мирного, неунывающего человека - светло-светлого посреди военного мрака. «Среди скорбей должны преобладать радость и любовь». - этим отец Анатолий - живая проповедь - в своем служении руководствовался, чем приносил людям много добра.

Именно отец Анатолий открыл мне, что «черное расположение духа бросает тень на все окружающее, и тогда от нас веет ледяным холодом».

Благочинный церквей Чеченской Республики, настоятель храма Михаила Архангела считал заботу о себе и своих невзгодах - оковами и своим личным примером убеждал, что в сегодняшней нравственной битве прежде всего надо забыть о себе. Освободиться от самого себя в его понимании означало скинуть с ног парализующие путы себялюбия.

‑ Научитесь молиться за других, ‑ сказал он мне на прощание, ‑ более, чем вы, страждущих.

По дороге обратно, в аэропорт Северный, среди развалин, под защиту недремлющего ока федеральных сил, я со стыдом вспоминал, как безмятежно встречал новый 1995 год, а после часа ночи вышел в пустой коридор, прижался горячим лбом к холодным корешкам книг и, вдруг что-то почувствовав, разрыдался.

Не решаясь спросить батюшку: «Возможно ли обострение обстановки на Пасху», ‑ в палатке пресс-центра я снова услышал, что в Светлое Христово Воскресение боевики обещают кровопролитие.

Двадцать второго апреля я снова был на чисто выметенном церковном дворе. В этот праздничный день офицеры МЧС привезли вместительный резервуар для питьевой воды, на котором была табличка «Употреблять после кипячения».

Вдоль расставленных столов на скамейках ожидали службу погруженные в себя горожане. Рядом сидел недавно освобожденный из плена грозненец Александр.

«Жена и дочь убиты, ‑ говорил он. - Ногу в плену, развлекаясь, ичкерийцы проткнули кинжалом... Документов нет». Рядом с нами прошел друг детства Александра, не узнал его, а Саша, униженный сегодняшним положением, не смог окликнуть знакомого.

Женщины на скамейках делились друг с другом:

‑ В поселке Калинина стреляли всю ночь. С чердака дома стреляют, ходят по ступенькам и под ногами боевиков страшно хрустит стекло... Мы не могли придти сюда в вербное воскресение - стреляли... С 5-го января по 18 февраля я жила у подруги-прихожанки, ели картошку и сухари... Российские солдаты подарили нам печку-буржуйку...И зачем зимой война?... Когда войска вошли, я из подвала выползла, мне солдат кричит: «Бабуля, Вы откуда? Вы живые?...» Черноречье взяла морская пехота, слышу во дворе: «Валя, Валя?» С четвертого этажа выглядываю, девочка с соседнего балкона глядит вниз и кричит солдату: «Вовка, это ты?» Влюбленные встретились. Болезный вопрос - все православные кладбища заминированы... Солдаты для чего приехали? Разминируют... Я так плакала, что угробили нашу церковь. Только здесь и утешение. Наши хоть батюшки живы... Ну, слава Богу, есть куда прийти...

Из разговоров перед службой я узнал, что отец Анатолий родом из Кирова, что он заботливый отец: детей у него - мальчик и девочка, а супруга, матушка Люба, приезжая, всегда везет с собой, то белье для пожилых женщин, то лекарства. И когда за общей трапезой старушки вдруг начинают ссориться, батюшка сразу начинает петь «Отче наш», возобновляя молитву до тех пор, пока за столом не умиротворятся...

В одиннадцатом часу вечера тишину порвала бешеная стрельба. Это на «Минутке» подвергли обстрелу дальневосточных собровцев. В ходе боя погиб лейтенант Николай Перьков. Через двое суток во дворе ГУОШа я видел его изрешеченный пулями «Уаз», усыпанный красными маками.

На Пасху храм Михаила Архангела охраняли бойцы 1-го полка ОДОН внутренних войск МВД России - бывшей дивизии Ф.Э.Дзержинского. Окружающие церковь развалины казались безжизненными. Ни огонька. От тревожного ожидания военнослужащим можно было освободиться только в церкви, но на службе среди двухсот тридцати четырех прихожан стояли только пять казаков в камуфлированных телогрейках и форменных шароварах с красными лампасами, безоружные. За голенищами начищенных сапог ногайки.

Единство паствы в молитве ошеломило... На изломах истории русские всегда нуждались в подкреплении духа, и во все времена лечили душу в православных храмах.

С началом крестного хода я впервые увидел, что такое самопожертвование. Горение свечей высветило, что спинами к нам, прикрывая собой поющих «Христос воскресе из мертвых», стоят офицеры и бойцы, держа в прицеле автоматов зияющие пустоты смертоносных развалин. Начал шарить по стенам домов прожектор «луна», приведенный в действие бэтээрщиком, которому тут же громогласно приказали выключиться. В эти минуты стало особенно ясно, что же такое «смертью смерть поправ».

Острыми клыками дыбились над крестным ходом разрушенные строения, живые огоньки свечей отпугивали тьму, многоголосое нестройное пение заглушало далекий пулеметный гомон. Страждущих вели за собой двое пастырей: отцы Анатолий и Александр, примеренные со всеми, молитвы которых каждый раз были живой беседой с Богом, а повседневное служение в отравленном гордыней Грозном лучшей, умножающей веру, проповедью...

Уезжая после трех часов ночи, я видел, как отец Анатолий дарит иконки детишкам, наголо стриженным, одинаково по-приютски одетым, радостно улыбающимся...

На Пасху ожесточенные бои шли в Гудермесе... Под Аллероем, попав в засаду, погибли уфимские собровцы и военнослужащие Калачевской бригады ВВ... Выручая их, в бой пошли десантники и бойцы ОДОНа. По Грозному в сторону Северного прошел Камаз с телами погибших, усыпанный цветами.

В храме Михаила Архангела солдаты и офицеры федеральных сил, милиционеры крестились все чаще. Батюшек приглашали в подразделения, где бойцы принимали крещение взводами и ротами. Лишенные духовного смысла на гражданке, российские парни обрели его на войне. Для всех командированных в Чечню, все там происходящее становилось понятным быстро. Угрожавший России сепаратизм локализовали в границах Ичкерии, в зоне ответственности частей и отрядов днем уголовный беспредел стихал. Ночью «волки, шакалы и крысы» продолжали убивать безоружных, обстреливали российские блок-посты и комендатуры, с восходом солнца отсыпаясь на конспиративных квартирах и в схронах.

В сентябре 1995 года в Ханкале я стоял перед генерал-майором ВВ, представляясь по случаю начала очередной командировки. Внимательно изучив удостоверение газетчика МВД России, генерал сказал:

‑ Я вас знаю. Вы писали о грозненской церкви. Священник Анатолий Чистоусов такого внимания не заслуживает. Он отказался помогать нам.

Мне было далеко за сорок, и я понял содержание неудовольствия генерала. Отец Анатолий не пошел на вербовку специальной службы...

И я ответил:

‑ Настоятель храма Михаила Архангела поступил совершенно правильно.

‑ Вы что себе позволяете, ‑ вскипел генерал-майор. - Смирно!

Мне, гражданскому человеку, оставалось, не попрощавшись, выйти из помещения специалистов по работе с личным составом.

В сентябре 1995 года отец Анатолий был озабочен подготовкой храма к зиме. Сумма, необходимая для архитектурного восстановления, поражала воображения и настоятель думал обратиться в Москву.

Первоначальные работы в бывшем административном здании вела бригада строителей-армян: немногословных, сосредоточенных. Отец Анатолий знал, что Яндарбиев объявил командированных в Чечню строителей врагами нации, объясняя, что новое строительство закрепляет присутствие Российских Вооруженных Сил в Ичкерии, и священника беспокоила безопасность рабочих: охрана выставлялась в церкви только по большим праздникам.

На время ремонта отец Анатолий перешел в палатку, рядом с которой МЧС развернул вместительный помывочный пункт. Настоятель радовался: теперь его паства чувствовала себя защищенней: горячая вода в Грозном была на вес золота. Война - это прежде всего мутный запах немытых тел, который в храме с началом осени исчез.

Комендатура аэропорта «Северный», четвертая комендатура стабильно помогали приходу продуктами.

С момента назначения отца Анатолия Чистоусова благочинным церквей Чеченской Республики, его не оставляли без внимания. Боевиков раздражало, что в храме Михаила Архангела крестят, а значит и благословляют военнослужащих. Им не нравилось, что в храме сосредотачивается много людей. Ичкерийской стороне хотелось, чтобы русскоязычное население в страхе покидало Чечню, а оно черпало духовные силы в церкви, где появился еще один священник - отец Владимир Леонов - выпускник Донецкого университета.

Отцу Анатолию угрожали... Его мучило, как менялись люди, что открылось, когда он стал настоятелем. Смысл обстановки тонко расшифровывал пономарь Николай Денисович Жученко. «Будем, как дети, ибо их есть царство небесное», ‑ говорил он отцу Анатолию. В самые тревожные, ответственные моменты он мог сказать: «По примеру Господа надо действовать» ‑ и правда легко открывалась. В одну из совместных поездок в Ставрополь их машину остановили два чеченских бандита. Скоро стало понятно, что наступили последние минуты жизни, и отец Анатолий с божьей помощью отрезвил преступников одним вопросом: «Неужели вам не страшно убивать священника?»

Вменяемых боевиков становилось все меньше. Первыми из них погибли романтики, слепо верящие в революционные преобразования. На их место пришли наемники, которых оплачивали международные террористические центры. Их главной задачей стал Джихад!

В православных храмах Чечни молились о мире. Оправдываясь, чеченцы говорили русским соседям, что воюют не за Дудаева, а мстят за убитых.

Руководство Ичкерии умело возбуждало национальную нетерпимость. Отец Анатолий знал меру опасности своего служения, но никогда не говорил об этом. Его окормлялаСтавропольская Епархия, благословения митрополита Гедеона, старца Кирилла Павлова возвышали душу.

В январе 1996 года внимание мировой общественности снова сосредоточилось на Чечне: банда полевого командира Радуева совершила налет на Кизляр, российские спецназовцы штурмовали село Первомайское. Противостоящие силы понесли потери убитыми, пленными. В Турции агенты Басаева захватили российский теплоход «Аврасия», в Грозном сам Басаев взял в заложники волгодонских строителей...

Двадцать восьмого января из храма Михаила Архангела в Урус-Мартан на встречу с Ахмедом Закаевым, отвечающим у Дудаева за связь с религиозными организациями, на машине ВАЗ-21213 выехали представитель Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии отец Сергий Жигулин и благочинный церквей Чеченской Республики отец Анатолий Чистоусов. Штатный водитель церкви, боясь за жизнь, отказался сесть за руль. Машину вел отец Анатолий....

За час до выезда от отца Симеона - прозорливого старца, иеросхимонаха, о жизни которого в Грозном знали единицы, пришла женщина и передала от него, чтобы отец Анатолий немедленно уехал в Ставрополь - к матушке, так как находится в большой опасности. Но батюшка не мог оставить командированного из Москвы ответственного служителя Церкви: в Урус-Мартане надо было выяснить судьбу пропавшего без вести российского солдата, о судьбе которого беспокоился Святейший Патриарх Алексий II.

Встреча с Закаевым состоялась. На обратной дороге русских священников захватили боевики. Газета «Московские новости» (N 6(821) в феврале 1996 года писала: «...По словам главы урус-мартановского района Юсупа Эльмурзаева, многие косвенные обстоятельства свидетельствуют о причастности к этой акции Ахмеда Закаева. Например, то, что священников видели вместе с ним несколько дней спустя - они проезжали на одной машине». Арест священников был санкционирован на самом высоком уровне, о чем свидетельствует, что первые четыре дня плена отца Анатолия допрашивал прокурор Ичкерии, а потом начальник особого отдела.

Пленных священников подвергли пыткам. Отцу Анатолию Чистоусову кощунственно вменяли, что он резидент российской разведки, что он водил на штурм дворца Дудаева боевые подразделения, допытывались - воевал ли он в Афганистане? Предлагали принять ислам. Пройдя через страшные истязания, православные священники, выстояв, не оклеветали себя.

Потерявшего способность ходить, изувеченного отца Анатолия носил на допросы пленный мулла: таков был дьявольский приказ палачей. Им казалось, что они унижают представителей двух великих религий. В то время, как высота их духовного подвига все более возрастала.

Противостоять мучениям ичкерийского плена, удержать в себе Бога, мог только богатырь духа, подлинный воин Христов. В Старом Ачхое, зловещем концентрационном лагере Департамента государственной безопасности Ичкерии, на кольях торчали отрубленные головы российских офицеров и солдат... Было от чего ужаснуться, потерять себя, как личность, распасться на молекулы. В застенках ичкерийского гестапо отец Анатолий Чистоусов молился: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят», утешаясь: «Христос пострадал, и мы должны страдать». Священник верил, что его душа никогда не расстанется с Богом.

Отца Анатолия расстреляли. Факт его насильственной гибели подтвержден документом Ичкерийской госбезопасности, где сказано:

«Составлен Акт от 14.02.96 г. в крепости - Старый Ачхой.

Акт подписали:

1. Комиссар СБ при Президенте ЧРИ: А.Жаниев

2. Командир группы захвата СБ М.Сосуркаев

3. Сотрудник при СБ И.Жалаев

4. Военный прокурор ЧРИ Н.Мжалиев».

Благочинного церквей Чеченской Республики, настоятеля храма Михаила Архангела отца Анатолия Чистоусова погубила официальная власть Дудаева. Палачи даже сделали фотографию: окровавленный батюшка лежит неглубоко в земле. Подрясник и одеяло, в которое завернуто тело, тоже в кровавых пятнах.

Когда священника закопали, над его могилкой боевики сделали чистилку для обуви.

Отца Сергия Жигулина чудом спасли, обменяв на Мусу Идигова - начальника охраны Дудаева. Останки отца Анатолия, при всех усилиях, не найдены.

Встречаясь с матушкой Любовью Чистоусовой, архимандрит Троице-Сергиевой Лавры отец Кирилл (Павлов) с болью поведал ей, что на теле убиенного батюшки двадцать две раны.

Пресветлому образу отца Анатолия молятся православные российские люди. И он, мученик, всегда молится за нас.

Виталий Николаевич Носков , военный корреспондент

Священник Анатолий Чистоусов (1953‑1996). Родился в г. Кирове (Вятке) в 1953 г. окончил военное училище штурманов ВВС и педагогический институт. Проходил службу офицером-воспитателем в одном из военных училищ г. Ставрополя. В 1990 г. стал прихожанином Крестовоздвиженского храма г. Ставрополя. В 1993 г. уволился из Вооруженных сил в звании майора. Проходил алтарно-клиросное служение в Крестовоздвиженском храме. 18 марта 1994 г. митрополитом Гедеоном рукоположен в сан диакона. 20 марта 1994 г. - в сан иерея. 21 марта 1994 г. направлен в распоряжение благочинного православных церквей Чеченской республики, где нес пастырское послушание в храме Михаила Архангела в г. Грозном. В декабре 1994 г. оказался в эпицентре боев в г. Грозном, но не оставил прихожан и пастырского служения. 15 марта 1995 г. назначен настоятелем Михаило-Архангельского храма г. Грозного и благочинным православных церквей Чеченской республики. 13 декабря 1995 г. митрополит Ставропольский и Бакинский Гедеон возложил на о. Анатолия камилавку - награду за героическое служение в огнедышащем Грозном. 29 января 1996 г. вместе с протоиереем Сергием Жигулиным был захвачен боевиками и помещен в концлагерь в селении Старый Ачхой. Подвергался пыткам и избиениям. 14 февраля 1996 г. принял мученическую кончину в чеченском плену.

Прихожане спешат на службу в разрушенном Грозном

О.Анатолий Чистоусов

О.Анатолий в храме Архангела Михаила